РУБРИКИ

Контрольная: Образ медсестры в отечеcтвенной литературе

 РЕКОМЕНДУЕМ

Главная

Правоохранительные органы

Предпринимательство

Психология

Радиоэлектроника

Режущий инструмент

Коммуникации и связь

Косметология

Криминалистика

Криминология

Криптология

Информатика

Искусство и культура

Масс-медиа и реклама

Математика

Медицина

Религия и мифология

ПОДПИСКА НА ОБНОВЛЕНИЕ

Рассылка рефератов

ПОИСК

Контрольная: Образ медсестры в отечеcтвенной литературе

Контрольная: Образ медсестры в отечеcтвенной литературе

Но надо жить без самозванства.

Так жить, чтобы в конце концов

Привлечь к себе любовь пространства.

Услышать будущего зов.

Б. Пастернак

Эти пастернаковские строки выглядят эпиграфом к роману “Доктор Живаго”, над

которым Борис Леонидович работал около четверти века. Роман как бы вобрал его

самые сокровенные мысли и чувства. И вот на склоне лет роман завершен,

окончательный вариант подготовлен к печати, но опубликован роман был только

за границей. В 1958 г. за него Пастернаку была присуждена Нобелевская премия.

На Родине же Бориса Леонидовича не признавали. В газете “Правда” была

опубликована статья Заславского “Шумиха реакционной пропаганды вокруг

литературного сорняка”. Автор статьи утверждал, что Пастернак якобы никогда

не был “подлинно советским писателем” и даже в свое золотое время “не

числился в мастерах первого класса”. Поэта называли “предателем”, “внутренним

эмигрантом”. Он был исключен из Союза писателей. Пастернак заявил, что

отказывается от премии и ни при каких условиях не покинет Советского Союза.

Он тяжело переживает обрушившиеся на него огульные обвинения и измену

некоторых друзей.

Эти события ускорили его кончину.

А вот проводить поэта в последний путь пришли многие лучшие представители

советской интеллигенции. Твардовский на встрече с Хрущевым сказал: “Так вот

по сравнению с Пастернаком я не слишком крупный поэт”.

Мировой известностью Пастернак пользовался всегда. Роман, ходивший тридцать

лет в самиздатовских экземплярах, наконец опубликовали.

В произведениях Пастернака главный герой — человек, его душа, его судьба,

сочувствие и понимание. Академик Д. С. Лихачев считает, что “Доктор Живаго”

даже не роман, а род автобиографии, и убедительно обосновывает, что это

биография времени. “В романе главная действующая сила — стихия революции”.

Глазами героя мы видим разгул убийства и беззакония, разруху и голод,

воодушевление простых людей, их надежду на лучшую жизнь и кровь, кровь,

кровь. Герой бежит от этой вакханалии насилия. Ему хочется покоя, обычной

жизни в кругу семьи, примитивнейшего счастья. Но и на это у него нет права.

Господствуют только два цвета времени. Третьего не дано. Этот путь ведет в

тупик. А почему надо выбирать? Почему нельзя просто жить, радоваться солнцу и

любви, покою и бесконечному счастью? Всегда находятся люди, которым дана

власть, некое право вмешиваться в чужую жизнь и кроить ее по неким

стандартам, в угоду себе, времени, обстоятельствам.

Философский итог всему подводит героиня романа. “Лара шла вдоль полотна по

тропинке, протоптанной странниками, и сворачивала на луговую стежку, ведшую к

лесу. На одномгновение смысл существования опять открывался Ларе. Она тут,—

постигала она,— для того, чтобы разобраться в сумасшедшей прелести земли и

все назвать по имени, а если это будет ей не по силам, то, из любви к жизни,

родить себе преемников, которые сделают это”.

Роман “Доктор Живаго” в девяностые годы был опубликован в России, и читатели

его приняли восторженно. Многие находили его стиль похожим на тургеневский

или даже бунинский с подробным и многословным описанием. Да, безусловно,

Пастернак — наследник традиций русской классики, и не только внешне: в

лексике, манере излагать свои мысли. Эта связь намного сложнее, чем может

показаться на первый взгляд. Пастернак — писатель-гуманист, продолжающий

традиции русской литературы в главном: нести людям добро, любовь,

справедливость. Будучи гениальным поэтом, он прекрасно чувствует слово.

Отсюда отточенность его фраз, их лаконизм и неподражаемая красота богатейшего

русского языка.

И прекрасно, что это произведение вернулось в Россию, оно помогает понять

происходящее сегодня, так как не потеряло актуальности в настоящие дни. Не об

этом ли мечтал Пастернак, работая над романом, он хотел быть полезным Родине,

быть читаемым, популярным. Все это пришло, к сожалению, поздно, но пришло. И

это главное!

Герой романа Пастернака "с гимназических лет мечтал о прозе, о книге

жизнеописаний, куда бы он в виде скрытых взрывчатых гнезд мог вставлять

самое ошеломляющее из того, что он успел увидеть и передумать. Но для такой

книги он был еще слишком молод, и вот он отделывался вместо нее

писанием стихов, как писал бы живописец всю жизнь этюды к большой

задуманной картине".

Это описание мечты Юрия Живаго, как и многое другое в романе, замешено

на автобиографических "дрожжах" и может быть отнесено к творческому опыту

самого автора. Состояние "физической мечты о книге", которая "есть

кубический кусок горячей, дымящейся совести -- и больше ничего",

владело Пастернаком с первых шагов в литературе, сопровождаясь ясным

пониманием того, что "неумение найти и сказать правду - недостаток,

которого никаким умением говорить неправду не покрыть".

В рукописном отделе Института мировой литературы сохранилась

обложка предложенного к печати фрагмента романа с двумя зачеркнутыми

названиями -- "Когда мальчики выросли" и "Записки Живульта".

Смысловое тождество фамилий Живульт и Живаго очевидно и само по

себе свидетельствует об их несомненной эмблематичности, а не

случайном происхождении. Еще большее значение для осмысления единства

всего творческого пути Пастернака приобретает это тождество, если

учесть, что в рукописях ранних набросков прозы начала 10-х годов, во

фрагменте, носящем заглавие "Смерть Реликвимини", встречается вариант его

имени -- П_у_р_в_и_т (от искаженного французского pour vie -- ради жизни),

образующего вместе с двумя другими -- Живульт и Живаго -- триаду

тождественных по смыслу имен-эмблем. В тройственной форме этого по

существу единого имени заключена центральная интуиция всего

пастернаковского творчества -- интуиция бессмертия жизни. Его герои –

поэт Реликвимини-Пурвит, возникший в самом начале творческого пути

Пастернака, и поэт Юрий Живаго, этот путь увенчивающий, -- страдают и

умирают, чтобы чудо жизни обрело бессмертие в и слове. Можно предположить,

что та же тема лежала в основе неоконченных "Записок Патрикия

Живульта". Имя героя -- Патрикий -- как и большинство имен

персонажей будущего "Доктора Живаго" -- тоже выбрано не случайно, и этот

выбор может быть объяснен сопоставлением его значимой "внутренней

формы" с одним из ранних вариантов заглавия "Доктора Живаго" -- "Нормы

нового б_л_а_г_о_р_о_д_с_т_в_а". Таким образом, смысл словосочетания

"Патрикий Живульт" приблизительно может быть передан как "рыцарь жизни".

"Записки Патрикия Живульта" -- "генеральная" проза астернака 30-х

годов -- были несомненно важнейшим звеном, сязующим воедино все прежние

попытки "большого романа" с амыслом "Доктора Живаго". Целый ряд мотивов,

положений, имен топонимов в дошедшей до нас части ("Начало прозы 36 года")

казывают на это с полной ясностью. Композиция этой части оспроизводит

композицию "Повести" (действие начинается на урале во время первой

мировой войны и затем переносится в начало 1900-х годов). Явная

претендентка на роль героини

Евгения Викентьевна Истомина -- это выросшая Женя Люверс, хотя обстоятельства

ее детства изложены иначе, чем в ранней повести. Ее муж, "физик и

математик" в гимназии уральского города Юрятина, ушел на войну добровольцем

и, как Стрельников, пропал без вести. Облик Истоминой в "романе о

Патрике" предвосхищает некоторые черты будущей Лары Антиповой. Как и

героиня "Доктора Живаго", Истомина одна воспитывает дочь Катю.

В образе Патрикия, от имени которого ведется повествование, легко

опознаются автобиографические черты, с одной стороны, и признаки,

сближающие его с Юрием Живаго, -- с другой.

Настоящее воспитание Патрик получает в доме Александра Александровича

и Анны Губертовны (в "Докторе Живаго" – Анны Ивановны) Громеко вместе

с их дочерью Тоней, которая впоследствии становится его женой и

матерью его сына Шуры. Мотивы влечения Патрика к Истоминой предвосхищают

описания чувств Юры к "девочке из другого круга": "Истомина

единственная из нас была человеком с откровенно разбитой жизнью. Она

всех полнее отвечала моему чувству конца. Не посвященный в подробности

ее истории, я в ней угадывал улику времени, человека в неволе, помещенного во

всем бессмертии его задатков в грязную клетку каких-то закабаляющих

обстоятельств.

И прежде всякой тяги к ней самой меня потянуло к ней именно в эту клетку".

Образ "человека в неволе, в клетке" поясняет происхождение еще одной

"говорящей" фамилии в романе "Доктор Живаго" -- Гишар (от французского

guichet -- тюремное окошко) и, в сочетании с русским значением имени

Лариса (чайка), делает понятным обилие "птичьих" ассоциаций в

описаниях героини романа. Сближению Патрикия и Истоминой, фабульно

не завершенному, предшествует отъезд семьи первого с Урала.

Внимательный читатель, потрудившись сравнить оба текста, сможет

обнаружить еще немало признаков их преемственной связи.

Спустя год после опубликования романа "Доктор Живаго" миланским

издательством Фельтринелли (1957), приведшего к скандально известной

травле Пастернака на родине (ее история заслуживает отдельного описания),

в письме к известному музыковеду П. П. Сувчинскому Пастернак сказал о

своем романе слова, которые могут служить опорой для его неискаженной

интерпретации:

"...Потребовалась целая жизнь, ушедшая на то, что называлось

модернизмом, на фрагментаризм, на ф_о_р_м_ы: политические,

эстетические, мировоззрительные формы, на направления, левые и правые, на

споры направлений...

А жизнь тем временем (войны, владычество кретинических теорий, гекатомбы

человеческих существовании, вступление новых поколений), жизнь тем временем

шла своим чередом и накопила множество полувекового материала, горы

нового неназванного содержания, из которого не все охватывается старыми

формами (политическими, эстетическими, левыми, правыми и пр. и пр.), а часть,

самая живая, остается еще без обозначения; как сознание ребенка. И жалки те,

кто хранит верность бесполезной косности старых определившихся принципов,

соперничеству идей и велениям былой, на пустяки растраченной новизны, а не

смиряется перед простодушием и младенческой неиспорченностью свежего,

едва народившегося, векового содержания. Надо было именно перестать принимать

во внимание привычное, установившееся и в своем значении сплошь такое

фальшивое, надо было душе с ее совестью, способностями познания, страстью,

любовью и нелюбовью дать право на полный, давно назревший переворот,

который перевел бы ее из ее неудобной, вынужденной скрюченности в

более свойственное ей, свободное, естественное положение.

Вот в чем, собственно говоря, вся суть и значение "Доктора Живаго"".

Герой - Юрий Андреевич Живаго, врач, мыслящий, с поисками, творческой и

художественной складки, умирает в 1929 году.

После него остаются записки и среди других бумаг написанные в молодые

годы отделанные стихи, часть которых здесь предлагается и

которые во всей совокупности составляют последнюю, заключительную главу

романа. Автор".

Знаменательно, что Пастернак относит смерть главного героя к 1929 году,

времени слома образа жизни страны, кануну самоубийства Маяковского,

году, который в "Охранной грамоте" назван последним годом поэта.

Роман о докторе Живаго и стихи, написанные от его имени, стали выражением

радости, превозмогающей страх смерти. "По наполнению, по ясности, по

поглощенности любимой работой жизнь последних лет почти сплошной праздник

души для меня. Я более чем доволен ею, я ею счастлив, и роман есть выход и

выражение этого счастья", -- писал Пастернак в 1955 году. Послевоенная

одинокая и независимая жизнь была каждодневным преодолением смертной

тяжести, светлым ощущением бессмертия, верностью ему.

Он по собственному опыту говорил, что бессмертие -- это другое имя жизни,

немного усиленное. Духовное преодоление смерти Пастернак считал основой

своего понимания новой христианской истории человечества.

"Века и поколения только после Христа вздохнули свободно. Только после

него началась жизнь в потомстве, и человек умирает не на улице под

забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению

смерти, умирает, сам посвященный этой теме", -- говорит в романе

Веденяпин.

В свете этой исторической традиции жизнь отдельного человека,

социально не выделенного, не претендующего на привилегии, на то,

чтобы с ним считались больше, чем с другими, более того -- общественно

лишнего, становится Божьей повестью. Вечной темой искусства.

Творчески одаренный герой романа стремится к занятию своим делом, и его

взгляд становится, силою обстоятельств, мерой и трагической оценкой

событий века, а стихотворения -- поддержкой и подтверждением надежд

и веры в долгожданное просветление и освобождение, предвестие которых

составляет историческое содержание всех послевоенных лет.

Читая и перечитывая роман, приходишь к мысли, что главное в нем скорее

показано читателю, чем сказано ему в жесткой, настоятельной форме.

Любовь к жизни, чуткость к ее голосу,доверие к ее неискаженным

проявлениям -- первейшая забота автора. Это проявляется всего сильнее в

речи и действиях главного, -- лирического героя -- Юрия Живаго. Он

ценит чувство меры и знает, к каким гибельным последствиям приводит

насильственное вмешательство человека в природу и историю.

В первую очередь ему с детства ненавистны те, кто себялюбиво вносит

в жизнь соблазн, пошлость, разврат, кому не претит власть сильного над

слабым, унижение человеческого достоинства. Эти отвратительные черты

воплощены для Юрия в адвокате Комаровском, сыгравшем трагическую роль в его

судьбе.

Живаго склонен сочувствовать нравственным идеалам революции,

восхищаться ее героями, людьми прямых действий, как Антипов-Стрельников. Но

он ясно видит и то, к чему неизменно приводят эти действия. Насилие, по его

наблюдениям, ни к чему, кроме насилия, не ведет. Общий производительный

ход жизни нарушается, уступая место разрухе и бессмысленным, повторяющим

прежние, призывам и приказам. Он видит, как власть идеологической

схемы губит всех, оборачиваясь трагедией и для того, кто ее исповедует и

применяет. Есть основания считать, что именно эта убежденность отличает

"Доктора Живаго" от прозы, над которой Пастернак работал до войны.

Юрию Андреевичу кажется дикой сама идея переделывать жизнь, поскольку жизнь

не материал, а действующее начало, по своей активности намного

превосходящее возможности человека.

Результат его действий лишь в меру внимания и подчинения ей соответствует

его благим намерениям. Фанатизм губителен.

В одном из черновых вариантов романа отношению Живаго к Стрельникову

давалось такое объяснение:

"Как он любил всегда этих людей убеждения и дела, фанатиков революции и

религии! Как поклонялся им, каким стыдом покрывался, каким

немужественным казался себе всегда перед лицом их. И как никогда,

никогда не задавался целью уподобиться им и последовать за ними.

Совсем в другом направлении шла его работа над собой. Голой правоты,

голой истины, голой святости неба не любил он. И голоса евангелистов и

пророков не покоряли бы его своей все вытесняющей глубиной, если бы в них не

узнавал он голоса земли, голоса улицы, голоса современности, которую во

все века выражали наследник учителей -- художники. Вот перед кем по

совести благоговел он, а не перед героями, и почитал совершенство творения,

вышедшего из несовершенных рук, выше бесплодного самоусовершенствования

человека".

Список литературы.

1. Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Материалы для биографии. М., 1989.

2. Воспоминания о Борисе Пастернаке. М., 1993.

3. Борисов В.М., Пастернак Е.Б. Материалы к творческой биографии романа

Б.Пастернака «Доктор Живаго» // Новый мир. 1998. № 6. С. 205–249.

4. Лихачёв Д.С. Размышления над романом Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго»

// Пастернак Б. Доктор Живаго // Избранные произведения: В 2 т. СПб., 1998.

Т. 2.

5. Иванова Н. Смерть и воскресение доктора Живаго // Юность. 1988. № 5.

6. Колобаева Л.А. “Живая жизнь” в образной структуре романа «Доктор

Живаго» Б.Пастернака // Русская словесность. 1999. № 3.


© 2010
Частичное или полное использование материалов
запрещено.