Черный юмор: анатомия человеческой деструктивности

Сложное явление так называемого чёрного юмора можно исследовать самыми разными способами, с самых разных сторон. Широко известная книга Эриха Фромма "Анатомия человеческой деструктивности" предоставляет для этого дополнительные возможности.

Прежде всего речь идёт об одном из важнейших постулатов книги, об имманентном присутствии в человеческой психике стремления к жизни и - одновременно - к смерти. Фромм выделяет "биофильский" и "некрофильский" психические типы. Жизнелюбы-биофилы, естественно, тяготеют прежде всего ко всему, что содействует жизни, некрофилы - ко всему, что содействует смерти.

Очень важно для целей нашего анализа, что биофилы и некрофилы как бы спаяны в некоторое единство, один не может существовать без другого, как отображение в зеркале - без изображаемого объекта. Некрофил - зеркало биофила. Некрофил может существовать только когда существует биофил, только пока он существует. Более того, в одном и том же человеке обязательно в какой-то пропорции сосуществуют биофил и некрофил.

Можно выразиться и иначе: в любви к смерти заключается любовь к жизни, и нет человека, в котором не было бы обеих этих "любовей". Другое дело, что можно, к нашему несчастью, встретить человека с гипертрофированными некрофильскими наклонностями. В своих крайних проявлениях - это опасные маньяки-убийцы, от Чикатилл до Гитлера и Сталина. Фромм пишет:

“Следует помнить, что когда мы говорим о страстях, то речь идёт не об отдельных чертах (элементах), а о некотором синдроме. Любовь, солидарность, справедливость и рассудительность выступают в конкретных людях в разных сочетаниях и пропорциях. Все они являются проявлением одной и той же продуктивной направленности личности, которую я хотел бы назвать жизнеутверждающим синдромом”. Что касается садомазохизма, деструктивности, жадности, зависти и нарциссизма, то все они также имеют общие корни и связаны с одной принципиальной направленностью личности, имя которой “синдром ненависти к жизни”. Там, где есть один из элементов синдрома, там найдутся почти всегда и остальные элементы (в разных пропорциях). (...) Среднестатистический человек являет собой смешение обоих синдромов, и только интенсивность каждого из них имеет решающее значение для реализации человека, его поведения и его способности к самоизменениям” [1. C.222].

В свете сказанного чёрный юмор можно рассматривать как тенденцию к некрофильскому восприятию мира, неясному для самого человека тяготению к смерти, ощущению её желательности и необходимости.

Очевидно, что человек, ценящий чёрный юмор, совсем не обязательно человек психически ущербный. Для него такой вид юмора может играть роль прививки от подлинной агрессивности, то есть выполнять положительную роль. Помимо всего прочего, это видно уже из того, что достаточно часто или всегда маньяки и садисты - люди в речи очень сдержанные, не любящие даже сквернословить: они "болеют по-настоящему" и "прививка от некрофилии" им бесполезна, как бесполезна взбесившейся собаке прививка от бешенства.

Впрочем, и в данном случае всё достаточно сложно. Общепризнанный садист и, по определению Э.Фромма, клинический некрофил Гитлер чёрный юмор любил и, не отличаясь изысканным вкусом, любил шутки в духе общеизвестных "садистских стишков", популярных в России десять-пятнадцать лет тому назад. Цитируя воспоминания соратника фюрера А.Шпеера, Фромм пишет:

“...Не менее характерными были шутки, которые Гитлер любил повторять. Он придерживался вегетарианской диеты, но гостям подавали обычную еду. “Если на столе появлялся мясной бульон, - вспоминает Шпеер, - я мог быть уверен, что он заведёт речь “о трупном чае”; по поводу раков он всегда рассказывал историю об умершей старушке, тело которой родственники бросили в речку в качестве приманки для этих существ; увидев угря, он объяснял, что они лучше всего ловятся на дохлых кошек” [1. C.346].

Несомненно, помимо чёрного юмора существуют и иные "мирные" способы реализации некрофильских тенденций в характере человека. Фромм относит к таким способам поведение людей, любящих ходить на похороны, посещать могилы и т.п. Вероятно, к этой же группе можно было бы отнести любителей готических романов, "романов ужасов", фильмов Хичкока и т.п. Именно такие люди не пропустят кровавое дорожное происшествие, обязательно читают соответствующую колонку в газете. Подобное поведение можно считать совершенно нормальной реакцией на неосознаннные душевные побуждения. И наоборот, полное отсутствие таких устремлений может свидетельствовать либо о почти непроявляющихся некрофильских тенденциях, либо, наоборот, об определённой психической ущербности индивида. Здесь напрашивается аналогия с подростками: нормально развивающемуся в половом отношении подростку положено интересоваться своим и противоположным полом и даже умеренно сквернословить с привлечением вульгарных наименований из области половой сферы; подросток, за которым таких особенностей не замечено, должен заинтересовать психотерапевта.

От богословов до воспитателей все согласны, что человек есть вместилище добра и зла. Попытки как-то развести эти две ипостаси всегда носят исключительно литературный характер, доктор Джекил и Хайд не могут существовать один без другого, и печально знаменитая фраза о том, что добро, мол, должно быть с кулаками, нуждается в уточнении: в каждом "добре", к нашему несчастью, обязательно в той или иной мере можно обнаружить "кулак зла". Именно поэтому все революции, которые непременно нацелены на достижение блага для народа, сопровождаются насилием и кровью. Собственно, все диктаторы хотят блага своему народу, для достижения каковой цели они и прибегают к террору.

Показательно, что фильмы ужасов и проч. непопулярны в разгар какой-нибудь кровавой диктатуры: жизнь сама настолько ужасна, что в "прививках" нужды не ощущается. Как только ослабляется диктатура, либерализуется и рынок продукции картонных ужасов.

Точно так же и с чёрным юмором. В период, когда "чернуха" становится бытом, когда вокруг себя человек на каждом шагу видит сцены насилия и жестокости, "прививка" типа чёрного юмора становится бесполезной и ненужной.

Попробуем провести аналогию современного психологического состояния нашего общества с зазеркальем. Образ человека в зеркале всегда занимал живописцев, романистов и философов. Неудивительно: в зеркале отражается совсем не то, что имеет место на самом деле, всё реально существующее как бы меняется на противоположное: прежде всего "правое" становится "левым", "правша" превращается в "левшу", строчка текста бежит справа налево и т.п.

Здесь всего важнее, что, во-первых, в зеркале всё меняется не просто на что-то другое, а на противоположное; во-вторых, отражение самим своим существованием зависит от отражаемого: не будь реального предмета, находящегося перед зеркалом, в зеркале ничего бы не отразилось.

Что же, в таком случае, должно отразиться в зеркале человеческой души? Теоретически рассуждая, нечто противоположное душе реальной, той самой, что вложена в нас Богом: если по эту сторону зеркала - доброта, умение прощать и любить, то по ту сторону - зло, злопамятство и ненависть. По эту сторону - радость от того, что к соседу пришла удача, по ту - чёрная зависть по тому же поводу. Здесь - сострадание к чужой беде, там - циничная насмешка над чьим-то горем. Чёрный юмор имеет самое прямое отношение к "той" стороне. Человек видит себя в зеркале и пытается справиться с ужасом от увиденного: нет, я не такой, я не могу быть таким! Чёрный юмор - это этакое посвистывание человека, пробирающегося ночью по кладбищу. Или, если угодно, это игра, испытание на прочность, когда проверяющий уверен, что испытуемый эту проверку выдержит. Скорее даже, проверке подвергает себя сам шутник, пытающийся смехом заглушить сомнение в собственной душевной прочности. Сочувствие собеседника ему нужно для того, чтобы убедиться, что он ещё здесь, по эту сторону зеркала.

Но вот что особенно поразительно: чёрный юмор - оружие мирного времени. Когда общество ещё сравнительно здорово, оно может позволить себе мрачно подшучивать

над своим плачевным состоянием. И наоборот: если мы часто слышим вокруг мрачные шутки, значит дела ещё не так плохи. А вот когда смолкает и мрачный юмор, занимается заря Судного Дня.

Здесь позволительна аналогия с бранью, грязной руганью; к ней охотно прибегают, пока ситуация ещё под контролем; когда же приходит время настоящего кризиса, мы признаёмся: "даже выругаться нету сил", "зла не хватает". Чуть полегчало, и человек "с облегчением выругался".

Стало быть, чёрный юмор исчезает, когда мы обнаруживаем, что находимся уже не перед зеркалом, а в зазеркалье, в том страшном мире, где все наши плюсы - безжалостные минусы, где просто нет места добру. Можно ведь и проще сказать: здесь, у нас, - не рай, но там-то уж точно - ад. Там - не чёрный юмор - до смеха ли в аду! - там просто чернота ада, мрак отчаяния.

Чёрный юмор - это лучик света, отразившийся от черноты адского зазеркалья. Это хрупкая надежда биофила, которая, как мы знаем, умирает последней. Надежда тем более слабая, что в попытке сохранить её утопающий биофил хватается за протянутую руку некрофила.

Список литературы

1. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994. 447 с.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.yspu.yar.ru/