Общая характеристика аномального развития личности

Одной из наиболее значимых теоретических и практических проблем современной клинической психологии является диагностическая. Суть ее заключается в выработке объективных и достоверных критериев диагностики психических состояний человека и квалификации их как психологических феноменов или психопатологических симптомов. Проблема носит как объективный, так и субъективный характер. Объективность выражается в нежелании психиатров допускать до диагностического процесса психологов по причине «склонности психологов к психологизации процесса диагностики, т.е. объяснения механизмов проявления и появления феноменов с сугубо психологической позиции и недоучета биологических составляющих болезни». При всей кажущейся объективности выдвинутого тезиса фактически он субъективен. Поскольку диагностический процесс — это процесс различения нормы и патологии, симптома и признака. Для объективизации этого процесса не обойтись лишь медицинскими знаниями, нацеленными на патологию и не опирающимися на вариации нормы.

Глава 1. Общая характеристика аномального развития личности

1.1 Психофизиологические закономерности нормального и аномального развития детей

Проблема детского развития — одна из самых сложных в психологии, в то же время в этой области очень много сделано, накоплено большое количество фактов, выдвинуты многочисленные, иногда противоречащие друг другу теории.

Нам хотелось бы рассмотреть один из аспектов детского развития — процесс становления в раннем детском возрасте психических функций и формирования первых межфункциональных связей. Нарушение этого процесса в раннем возрасте чаще, чем в других возрастах, приводит к возникновению различных отклонений в психическом развитии ребенка. Известно, что в норме психическое развитие имеет очень сложную организацию. Развивающийся ребенок все время находится в процессе изменений не только количественных, но и качественных. При этом в самом развитии наблюдаются периоды убыстрения и замедления, а в случае затруднений — возвращение к прежним формам активности. Эти отступления, как правило, нормальное явление в развитии. Ребенок не всегда способен справиться с новой задачей или способен решить ее, но с большими психическими перегрузками. Поэтому временные отступления носят защитный характер.

Рассмотрение механизмов системогенеза психических функций в раннем возрасте начнем с выделения трех базовых понятий: критический, или сензитивный, период, гетерохрония и асинхрония.

Критический, или сензитивный (чувствительный), период, подготовленный структурно-функциональным созреванием отдельныхмозговых систем, характеризуется избирательной чувствительностью к определенным средовым воздействиям (паттерну лица, звукам речи и т. п.). Это период наибольшей восприимчивости к обучению.

Скоттом было предложено несколько вариантов развития. Первый из них А, предполагающий, что развитие на всех этапах совершалось с одинаковой скоростью, представляется маловероятным. Скорее, можно говорить о постепенном накоплении новых признаков. При варианте В становление функции происходит очень быстро. Примером может служить формирование сосательной реакции. Часто встречается вариант С, при котором на начальном этапе происходят быстрые изменения, а затем скорость их замедляется. Наконец, вариант Д характеризуется скачкообразным течением, критические периоды повторяются через определенные временные отрезки. К этому варианту относится формирование большинства сложных психических функций.

Значение критических периодов заключается не только в том, что они являются периодами ускоренного развития функций, но также и в том, что смена одних критических периодов другими задает определенную последовательность, ритм всему процессу психофизиологического развития в раннем возрасте.

Второе базовое понятие — гетерохрония развития. Внешне психическое развитие выглядит как главный переход от простого к сложному. Однако если обратиться к рассмотрению внутренних закономерностей, то оказывается, что каждый новый этап является результатом сложных межфункциональных перестроек. Как уже говорилось, формирование отдельных психофизиологических функций происходит с различной скоростью, при этом одни функции на определенном возрастном этапе опережают в своем развитии другие и становятся ведущими, а затем скорость их формирования уменьшается. Наоборот, функции, прежде отстававшие, на новом этапе обнаруживают тенденцию к быстрому развитию. Таким образом; в результате гетерохронии между отдельными функциями возникают различные по своему характеру связи. В одних случаях они носят временный, факультативный характер, другие становится постоянными. В результате межфункциональных перестроек психический процесс приобретает новые качества и свойства. Лучшим примером таких перестроек является опережающее развитие речи, которая перестраивает на речевой основе все остальные функции.

Исходя из этих общих соображений, рассмотрим конкретные факты психического развития ребенка в первые годы жизни. Но прежде чем перейти к их рассмотрению, необходимо уточнить роль интеллекта в этом процессе.

В норме становление каждой из функций в большей или меньшей степени проходит через этап интеллектуализации. Возможны обобщения на вербальном, но также и на сенсомоторном уровне. Способность к анализу и синтезу является общим свойством мозга, достигшего определенного уровня развития. Поэтому интеллектуальное развитие нельзя рассматривать как результат созревания отдельной психофизической функции. С рождения ведущую роль в психофизиологическом развитии ребенка играют сенсорные системы, в первую очередь контактные (вкусовые, обонятельные, тактильные ощущения). При этом тактильный контакт доминирует во взаимодействии с матерью. Сочетание прикосновения, тепла и давления дает сильный успокаивающий эффект. Значение тактильного контакта на первом месяце жизни ребенка заключается также в том, что в это время на основе тактильного контакта происходит консолидация и дифференциация сосательного и хватательного рефлексов.

В возрасте 2—3 месяцев происходит перестройка внутри самой сенсорной системы в пользу дистантных рецепторов, в первую очередь зрения. Сам процесс перестройки, однако, растягивается на несколько месяцев. Это связано с тем, что зрительная система вначале способна переработать лишь ограниченное количество информации. Около 2 месяцев у младенца появляется интерес к лицу человека. При этом он фиксирует взгляд на верхней части лица, преимущественно в области глаз. Таким образом, глаза становятся одним из ключевых стимулов во взаимодействии мать—ребенок. Одновременно формируются взаимосвязи между сенсорными и моторными системами. Ребенок на руках матери получает сопоставимую информацию от своих и ее движений во время кормления, выбора позы, разглядывания и ощупывания лица, рук и т. д.

Сенсомоторное развитие ребенка происходит не изолированно, оно на всех этапах находится под контролем аффективной сферы. Любые изменения интенсивности или качества среды получают немедленную аффективную оценку, положительную или отрицательную. Очень рано ребенок с помощью аффективных реакций начинает регулировать свои отношения с матерью. Примерно к 6 месяцам он уже способен имитировать довольно сложные выражений ее лица, а к 9 месяцам ребенок способен не только «считывать» эмоциональные состояния матери, но и подстраиваться под них. Возникает способность к сопереживанию — сначала с матерью, а затем и с другими людьми. К середине второго года жизни процесс формирования базальных эмоций завершается.

Середина первого года является переломным моментом в психическом развитии ребенка. В его активе целый ряд достижений: он не только способен воспринять гештальт человеческого лица, но и среди других людей выделяет устойчивый аффективно насыщенный образ матери. На этой основе у ребенка формируется первое сложное психологическое новообразование — «поведение привязанности» (термин, предложенный Bowlby). Поведение привязанности выполняет несколько функций: обеспечивает ребенку состояние безопасности, снижает уровень тревоги и страхов, регулирует агрессивное поведение (агрессия часто возникает в состоянии тревоги и страхов).

В условиях безопасности повышаются общая активность ребенка, его исследовательское поведение. В норме на базе поведения привязанности складываются различные психические новообразования, которые в дальнейшем становятся самостоятельными линиями развития. К ним прежде всего относится развитие коммуникативного поведения. Зрительное взаимодействие в диаде мать — ребенок используется для передачи информации, санкционирует активность ребенка. В конце первого года коммуникативные возможности ребенка расширяются за счет координации глазного общения с вокализацией. К началу второго года ребенок начинает активно использовать в общении мимику и жест. Таким образом, складываются предпосылки для развития символической функции и речи.

Значение всех видов коммуникации особенно возрастает, когда ребенок из ползающего превращается в существо прямоходящее и начинает систематически осваивать ближнее и дальнее пространство. Сам же критический период в развитии локомоторики приходится на первую половину второго года жизни.

Однако процесс совершенствования ходьбы растягивается на несколько лет. Из-за несовершенства координации на втором году жизни отсутствует дифференциация между ходьбой и бегом. Однако к 3—4 годам ребенок уверенно ходит и бегает. Это означает, что у него уже сложились нужные синергии. Но детскость окончательно уходит из локомоторики ребенка к восьми годам.

Двигательная активность ребенка в начале первого года жизни полностью подчинена зрительно-афферентной структуре поля. Отдельные его признаки являются релизорами, запускающими отдельные виды поведения. Так, ребенок бежит за движущимися предметами (реакция следования); исследует различные углубления в стене, проверяет твердость — мягкость объектов, карабкается на любые препятствия. Поведение ребенка в этот период в значительной мере носит импульсивный характер.

С конца второго года жизни наступает новый критический период в жизни ребенка — быстрое развитие «взрослой» речи. На переходном этапе возникает факультативное образование — так называемая автономная речь. Она состоит из звуковых комплексов, обозначающих целые группы различных предметов (О-О-О — большие предметы), или из осколков взрослой речи (ти-ти —часы), или из звукоизобразительных слов, обозначающих отдельные свойства предметов (ав-ав, хрю-хрю, му-му). Характерными для автономной речи являются ритмическая структура, образно-аффективная насыщенность слова. С помощью таких слов ребенок общается с окружающими, что дает основание говорить о переходе от доречевой стадии к речевой. Так же могут наблюдаться и более сложные конструкции из автономных и взрослых слов (ав-ав-собака…).

Овладение взрослой речью также подчиняется закону гетерохронии: быстрее развивается понимание, медленнее — говорение. Для того чтобы ребенок смог заговорить, он должен сформировать сложные речедвигательные схемы. Для того чтобы обеспечить устойчивое звучание слов, артикуляторные схемы должны обладать способностью дифференцировать близкие по произношению звуки (например, нёбно-язычные «д», «л», «н»). Эту сложную задачу — создание обобщенных сенсомоторных схем — ребенок решает в течение нескольких лет. При этом, как показывают наблюдения, девочки тоньше, чем мальчики, различают эмоциональную окраску голоса, более чувствительны к речевым стимулам. У них наблюдаются более быстрое созревание речевых зон мозга, более ранняя специализация полушарий по речи. Раннее развитие «взрослой» речи, так же как и других базальных психических функций, проходит через этап, когда в психике ребенка доминируют аффективно - образные представления. Л. С. Выготский писал, что вначале речь ребенка выполняет гностическую функцию, стремясь «все замеченные ощущения сформулировать словесно».

Доминирование наглядных представлений в психике ребенка находит свое отражение в опытах Пиаже на сохранение вещества, веса и объема объектов при изменении его формы. Дети дошкольного возраста считали, что количество вещества изменилось, если изменился один из параметров объекта. Однако, если экспериментатор экранировал сравниваемые объекты, ребенок решал задачу правильно. Таким образом, в отсутствии давления со стороны восприятия задача решалась на вербально - логическом уровне.

Из всех психофизиологических функций медленнее всего развивается ручная моторика. Здесь нет видимых критических периодов. Ребенок проходит длительный путь от «руки-лопаты» до руки, осуществляющей сложные предметные действия.

Как показывают экспериментальные данные, только к 6 —8 годам у детей резко сокращается количество синкинезий при выполнении тонких ручных движений. К этому же возрасту относится начало формирования устойчивой рабочей позы руки. Несколько раньше ребенок овладевает действиями с бытовыми предметами (ложкой, вилкой и т.д.).

Среди действий с предметами имеется целый класс, где наблюдается конфликт между наглядным представлением о предмете и способах действия с ним. Такие действия Н. А. Бернштейн назвал «действиями не туда»: например, открывание матрешки не с помощью разъема, а развинчивания, извлечение винта не вытаскиванием, а его вращением. Сюда же можно отнести все клинические тесты, направленные на оценке и возможность преодоления зеркальной реакции (тесты Пиаже — Хэда).

Преодоление диктата зрительного поля можно наблюдать в играх на переименование, в которых происходит отрыв действия и слова от конкретного предмета.

Таким образом, наглядно-образные связи постепенно теряют свое ведущее значение. Возникают более сложные межфункциональные перестройки, в которых речь, опираясь на предметную практику, перестраивает всю систему межфункциональных связей.

Главным архитектором всех этих перестроек является интеллект: вначале в своем развитии он формирует сенсомоторные связи, а затем, с появлением речи, получает инструмент, с помощью которого на вербально - логической основе в большей или меньшей степени перестраивает все другие функции. Психическая деятельность ребенка приобретает сложное многоуровневое строение.

Асинхронии развития. В норме межфункциональные связи складываются в процессе гетерохронии. В патологии же возникают различные диспропорции в развитии. Рассмотрим некоторые из этих вариантов.

Явления временной независимости — явления изоляции. Выготский писал, что в норме для двухлетнего ребенка линии развития мышления и речи идут раздельно, Позднее, перекрещиваясь, они дают начало новой форме развития. В то же время функции, на раннем этапе развивающиеся независимо друг от друга, могут вступать в различные факультативные взаимосвязи с другими функциями (например, речь + восприятие + аффект). В норме состояние независимости имеет временный характер. В патологии же эта независимость превращается в изоляцию. Изолированная функция, лишенная воздействий со стороны других функций, останавливается в своем развитии, теряет адаптивный характер. При этом изолированной может оказаться не только поврежденная функция, но и сохранная, если для ее дальнейшего развития необходимы координирующие воздействия со стороны нарушенной функции. Так, например, при тяжелых формах умственной отсталости весь моторный репертуар больного ребенка может представлять ритмическое раскачивание, стереотипные повторения одних и тех же элементарных движений. Эти нарушения вызваны не столько дефектностью двигательного аппарата, сколько грубым нарушением мотивационной сферы. При олигофрении с явлениями гидроцефалии нередко наблюдается хорошая механическая память. Однако ее использование ограничено из-за низкого интеллекта. Внешняя богатая речь со сложными «взрослыми» оборотами остается на уровне подражания. В дошкольном возрасте богатая речь таких детей может маскировать интеллектуальную несостоятельность.

Жесткие связи и их нарушения. Этот тип организации наблюдается на ранних этапах развития ребенка и свидетельствует о возникновении устойчивых связей между отдельными звеньями психического процесса. Однако устойчивость такой системы возможна в строго ограниченных условиях. Жесткая система не способна адекватно реагировать на многообразие окружающих условий, не обладает достаточной пластичностью. В патологии нарушение отдельных звеньев ведет к нарушению всей цепочки в целом.

Как показали исследования А. Р. Лурия с сотрудниками, при олигофрении в результате нарастания инертности внутри таких цепочек нарушается переключение с одного звена на другое. При этом степень инертности отдельных звеньев может быть различной. Так, при олигофрении она более выражена в сенсомоторной сфере и меньше в речевой. В результате речь оказывается изолированной и не связанной! с сенсомоторными реакциями. Таким образом нарушается сама возможность возникновения более сложных, иерархических структур. В более легких случаях могут наблюдаться временные трудности при переходе от жестких связей к иерархическим. Й этом случае старые связи полностью не оттормаживаются (фиксируются) и при каждом затруднении вновь актуализируются.

При такой организации, когда одновременно сохраняются старый и новый способы реагирования, процесс приобретает неустойчивый характер.

Иерархические связи и их нарушение. Как показал Н. А. Бернштейн, многоуровневый тип взаимодействия обладает высокой пластичностью и устойчивостью. Это достигается рядом моментов, выделением ведущих (смысловых) и технических уровней, а также определенной автономностью отдельных систем, каждая из которых решает свою «личную задачу». При различных дисфункциях в первую очередь страдает развитие сложных межфункциональных связей, какими являются иерархические координации. Эти нарушения могут возникать как на смысловом, так и на технических уровнях. В последнем случае ведущий (смысловой) уровень вынужден «помогать» испытывающим трудности техническим уровням. В результате происходит перераспределение контроля в их пользу и, как следствие, страдает смысловая организация действия. Примеры можно найти не только в патологии, но и в норме при формировании нового действия. Так, ребенок, овладевая навыком письма, все внимание обращает на графическую сторону (написание букв), одновременно теряя смысловую сторону действия. Аналогичные трудности дети испытывают при овладении техникой чтения.

В патологии развитие сложных межфункциональных связей страдает в первую очередь, Большей частью речь идет о недоразвитии иерархических координации. Как уже отмечалось выше, в норме одним из механизмов возникновения новых координации является гетерохрония. В патологии же наблюдаются диспропорции, возникают различные типы асинхроний развития. Среди основных можно выделить следующие:

А) явления ретардации — незавершенность отдельных периодов развития, отсутствие инволюции более ранних форм. Это наиболее характерно для олигофрении и задержки психического развития. Р. Е. Левиной описаны дети с общим речевым недоразвитием, у которых наблюдалось патологически длительное сохранение автономной речи. Дальнейшее речевое развитие у этих детей происходит не в результате смены автономной речи на обычную, а внутри самой автономной речи, за счет накопления словаря автономных слов. В этом случае патологически фиксируется один из низших речевых этапов, в норме занимающий очень короткий период;

Б) явления патологической акселерации отдельных функций, например чрезвычайно раннее (до 1 года) изолированное развитие речи при раннем детском аутизме, сочетающееся с грубым отставанием, ретардацией в сенсомоторной сфере. При этом варианте асинхроний развития могут длительно сосуществовать развитая (взрослая) речь и речь автономная: наглядные, комплексные обобщения и обобщения понятийные и т. д. Таким образом, на одном возрастном этапе имеется смешение психических образований, наблюдаемых в норме в разные возрастные эпохи. Таким образом, при асинхрониях развития наблюдаются различные варианты нарушений: явления стойкой изоляции, фиксации, нарушение инволюции психических функций, временные и стойкие регрессии.

Изучение гетерохронии и асинхроний развития не только углубляет понимание механизмов симптомообразования, но и открывает новые перспективы в области коррекции.

Если известен набор элементов, необходимых для построения новой функциональной системы, скорость и последовательность, с какой каждый из элементов должен пройти свой участок пути, а также набор необходимых качеств, которыми должна обладать будущая система, то в случае сбоев в этом процессе мы можем не только предсказать характер ожидаемых нарушений, но и предложить адресную программу, направленную на коррекцию всех составляющих формирующейся функции.

1.2 Некоторые тенденции в понимании нормального и аномального развития личности

Проблема нормального развития личности в зрелом возрасте является, как ни странно, постоянно ускользающей из поля внимания психологов. Ее по преимуществу обрывают юношеским возрастом, хотя за ним следует та взрослая жизнь, которую, согласно пословице, «прожить — не поле перейти».

Между тем, не поняв, что есть нормальная личность, каково ее движение в зрелом возрасте, мы оказываемся бессильными перед рядом насущных, конкретных проблем, например проблемы построения психологических основ коррекции, воспитания личности. Парадокс современных представлений о личности состоит в том, что мы значительно больше знаем (правда, главным образом в плане описательном, феноменологическом) о ее аномалиях, патологических отклонениях и вариантах, нежели о том, что же с точки зрения психологии есть личность нормальная. Те же взгляды на норму и патологию, которые сформулированы на сегодня в рамках зарубежной психологии представляются пока не достаточно обоснованными. Перечислим некоторые из них.

Прежде всего здесь главенствуют негативные критерии психического здоровья, согласно которым норма понимается прежде всего как отсутствие каких-либо патологических симптомов. Такой подход, в лучшем случае, очерчивает границы круга, в котором следует искать специфику нормы, однако сам на эту специфику никоим образом не указывает. В этом подходе можно усмотреть и логическую ошибку: из того, что наличие того или другого патологического явления говорит о душевном расстройстве, вовсе не следует, что при его отсутствии можно говорить о норме.

Весьма распространенными за рубежом являются также релятивистски-статистические критерии нормы. Они базируются на двух предпосылках:

1) на статистическом понимании «нормального», как «среднего» или наиболее обычного и

2) на точке зрения культурного релятивизма, согласно которому как о норме, так и о патологии можно судить лишь на основании соотнесения с определенной социальной группой, с особенностями ее культуры; то, что вполне «нормально» в одной культуре, в другой будет выглядеть как патология.

Рассмотрение «срединности» и адаптации к привычному окружению, как основы нормальности, также уводит нас от собственно психологических проблем развития личности и по сути примыкает к классу негативных критериев с тем лишь добавлением, что нормальный человек, помимо отсутствия патологических симптомов, должен еще и ничем существенным не выделяться среди своего окружения. Понятие «нормальная личность» оказывается пустым, лишенным какого-либо положительного содержания.

Чем же в таком случае пытаются заполнить эту пустоту сторонники рассматриваемого взгляда? Достаточно частым является здесь заимствование терминологии, описывающей психопатические отклонения. Степень патологичности субъекта определяется наличием этих отклонений, равно как степень его нормальности — их отсутствием. Эта позиция лежит, как об этом неоднократно писала Б. В. Зейгарник, в основе многих популярных за рубежом методов исследования личности, которые строят структуру личности, как больной, так и здоровой, из одних и тех же категорий психиатрической диагностики (например, опросники MMPJ, тест невротизма Айзенка и др.). Привлечение математического аппарата, корреляционных и статистических методов не изменят при этом сути дела, поскольку касается, прежде всего способов обработки материала, но не тех теоретических оснований, исходя из которых этот материал добывается.

Рассматриваемая схема, в которой психическое здоровье понимается как отсутствие выраженных патологических симптомов и нарушений адаптации (что, по сути, есть апология мещанского взгляда «все как у людей»), мало того что совершенно недостаточна в общетеоретическом плане, является непродуктивной и для решения практических вопросов. Например, как подчеркивает Э. Шобен, конечные цели психиатрии не могут сводиться к ликвидации болезненных симптомов и приведении личности в соответствие с нормами общества, но предполагают также и «возвращение пациента самому себе», т. е. приобретение им собственной целенаправленной активности. Вполне понятно, что релятивистско-статистический подход не отвечает и требованию, сформулированному еще 3. Фрейдом, согласно которому психотерапия должна быть каузальной, т. е. ликвидировать не только симптомы, но и их причины. В своей практическое (терапевтической) реализации эта схема приводит не более чем к различным способам «модификации поведения», среди них прямому (фармакологическому, электрофизиологическому) воздействию на нервные механизмы, реализующие психическую активность индивида, минуя таким образом уровень личностной регуляции.

Таким образом, отмечает Зейгарник Б.В., релятивистски-статистический подход, несмотря на его значительную популярность, антипсихологичен и по сути обходит вопрос о позитивных психологических характеристиках нормальной личности.

Как реакцию на такую точку зрения можно рассматривать другой подход к проблеме, а именно появление в психологической литературе описательных критериев, с помощью которых, пытаются наполнить содержанием понятия «нормы», «психическое здоровье». Так, например, Э. Фромм в свое время отметил, что психически здоровый индивид продуктивен и не отчуждаем; со своими эмоциями он ощущает связь с окружающим миром, со своим интеллектом он постигает объективную реальность; он осознает свою собственную неповторимую личность и чувствует свою связь с ближними. Здесь мы встречаемся с широким привлечением общегуманистических принципов этики и философии, пришедшими на смену статистике, и примату «приспособления».

Следует отметить общность взглядов большинства авторов по вопросу о том, какие свойства личности могут быть отнесены к кругу нормальных. Г. Оллпорт, проанализировав описания многих психологов, представил их в виде следующего перечня:

1) интерес к внешнему миру, расширение связей «я» с внешним миром;

2) самообъективация, привнесение своего внутреннего одыта в актуально переживаемую ситуацию, способность юмористически окрашивать действительность;

3) наличие «жизненной философии», которая упорядочивает, систематизирует опыт и сообщает смысл индивидуальным поступкам;

4) способность к установлению теплых, душевных контактов с окружением;

5) владение адекватными навыками, способностями и восприятиями, необходимыми при решении практических проблем повседневной жизни;

6) любовь и уважение ко всему животному.

Как можно оценить этот подход? Прежде всего он представляется необходимым шагом в познании нормальной личности. Если негативные критерии лишь указывают (и то весьма приблизительно) границу между обширными областями нормы и патологии, если статистические и адаптационные критерии определяют нормальность человека как степень отсутствия в нем патологических симптомов и соответствия требованиям окружения, то данный подход пытается выделить, наконец, то позитивное, что несет в себе нормальная человеческая личность. Весьма интересным является здесь, на наш взгляд, нередкое единство мнений о характерных чертах такой личности. Стоит обратить внимание на этот факт, поскольку здесь мы встречаемся как бы с «методом компетентных судей», которые независимо друг от друга сходятся в описании интересующего нас феномена.

Вместе с тем описательный подход имеет и свои ограничения. Во-первых, большинство описаний не соотнесено с психологическим категориальным аппаратом и потому не может быть непосредственно ассимилировано научной психологией. Во-вторых, они, как правило, описывают конечный продукт — личность, ничего не говоря о самом главном и ценном для теории и практики — о том процессе, который привел к ее появлению и, разумеется, о тех внутренних закономерностях, что лежат в основе этого процесса.

Когда же речь заходит об этих закономерностях, суждения «компетентных судей» зарубежной психологии обнаруживают все принципиальные разногласия, которые соответствуют разным психологическим концепциям личности. Далеко не в каждой из этих концепций ставится проблема нормального развития личности. Такая проблема не существует вообще для бихевиоризма. Точнее, понятие о нормальности здесь присутствует, но оно понимается как адаптивность, соответствие поведения среде и т. п., со всей ограниченностью этого взгляда, на которую мы указывали выше.

Апофеозом этой точки зрения стала книга Б. Скиннера «По ту сторону свободы и достоинства». В ней автор исходит из тезисов бихевиоризма: как поведение животных, так и поведение человека коренным образом зависит от соответствующих внешних стимулов. Если продуманно объединить эти стимулы в особые «подкрепительные программы», то можно добиться любого желаемого поведения: крыса будет дергать за рычаг, регулирующий подачу пищи, голубь — нажимать клювом на клавишу, отпускающую кукурузные зерна, ребенок — учить уроки и вести себя соответственно принятым общественным формам. Следовательно, понятие свободы, внутреннего выбора, ответственности, которые играют значительную роль во многих описаниях нормальной, зрелой личности, в данном случае оказывается приросту лишним, не имеющим сколько-нибудь реального психологического обоснования. Они по Мнению профессора не более чем обветшалый миф, который надо забыть во имя человеческого счастья, которое здесь понимается как удовлетворение с помощью подкрепительных программ: крыса получила сало, голубь — зерно, человек — похвалу.

Такое представление о человеческой личности и ее назначении вызвало резкую критику в отечественной и зарубежной печати, показывающую психологическую, социологическую и философскую несостоятельность подобного взгляда. «Сколько бы ни уверял нас Б. Ф. Скиннер,— писал советский социолог Э. Араб-Оглы,— что свобода, ответственность и достоинство личности — это всего лишь бесполезная тень, в действительности именно обладание ими и выделяет человека из животных. И человек, у которого они были бы ампутированы, сам превратился бы лишь в тень человека, в манипулируемого робота».

Проблема специфики нормального развития фактически не ставилась и в теории психоанализа, поскольку Фрейд не усматривал качественного отличия невротической личности от нормальной и свойства мотивации невротика распространял на нормального здорового индивида. Это такие свойства, как: гомогенность мотивации, ее необходимая генетическая и функциональная связь о сексуальным влечением; бессознательность истинных (определяющих) мотивов поведения человека; гомеостазис, т. е. стремление к восстановлению равновесия, как главный принцип функционирования личности, и ряд других.

Со времен Джеймса в психологии бытует старая аналогия психического мира человека с всадником на лошади. Всадник — это «я», то что воспринимает и ощущает, оценивает и сравнивает; лошадь — это эмоции, чувства, страсти, которыми призвано управлять «я». Воспользовавшись этой аллегорией, Фрейд говорил о всаднике как о сознании, и о лошади как о бессознательном. Причем сознание находится в безнадежном положении: оно пытается управлять значительно более сильным существом, сильным не только физически, но и своей хитростью, близостью к природе, умением обмануть прямолинейное сознание, поворачивать в нужном ему направлении, оставляя при этом сознание в неведении относительно этих поворотов. Поэтому, чтобы понять человека, надо изучать его бессознательное, ибо отдельные поступки и целые жизненные судьбы определяются этим конем, а не близоруким наездником. Правда, Фрейд говорил, что идеалом человека был бы для него тот, кто держит в тотальном подчинении свое подсознание. Но сам дух его сочинений оставляет слишком малую уверенность в возможности такового подчинения. Коварство и сила фрейдовской лошади станут особенно наглядными, когда мы вспомним, что к бессознательному Фрейд относил не только инстинкты, влечения,- вытесненные импульсы и желания. К бессознательному относятся также и многие инстанции «сверх-я» — моральные установки, образцы и запреты, которые, будучи по тем или иным причинам вытесненными из сознания, продолжают из области бессознательного давлеть над человеком. Учитывая это, можно сказать, что сознание пытается управлять не лошадью, а, скорее, кентавром — существом более сильным и, помимо хитрости, разумным, имеющим свою голову (вытесненные инстанции «сверх-я»), а не только достаточно расплывчатые, диффузные, но мощные импульсы вытесненных желаний. Положение с сознанием «я», «эго» становится вовсе безнадёжным, а шансы обуздать кентавра — ничтожными!...

Такая точка зрения, критика которой широко дана в отечественной психологической литературе (Рубинштейн, Бассин, Ярошёвский, и др.). конечно, не могла удовлетворить и многих зарубежных исследователей, прежде всего тех, кто пытался непосредственно изучать продуктивную здоровую личность. Наиболее ярким здесь стало то направление, которое названо гуманистической психологией (Бюллер, Маслоу, Оллпорт и др.). Особый интерес для нас представляет концепция Оллпорта, которая создавалась в острой полемике с бихевиоризмом и фрейдизмом и является во многом их теоретическим антиподом. Оллпорт, справедливо сетуя на то, что большинство современных концепций личности построено на изучении «чахлых» субъектов, ставит своей целью исследовать здоровую, продуктивную личность, понять ее во всей полноте и уникальности. Остановимся на теории Оллпорта подробнее.

В отличие от Фрейда, согласно которому мотивация человека проистекает из бессознательных сексуальных влечений, Оллпорт развивает положение о функциональной автономии личности. Основные принципы этой автономии следующие. Мотивы «современны», т. е. каковы бы они ни были, они действуют в данный момент, и их направленность может быть функционально не связанной с их историческими «предшественниками» или прежними целями. Характер мотивов в период от детства и зрелости настолько радикально меняется, что мотивы нормального взрослого человека можно рассматривать только как заменители детских влечений, но не как их естественное продолжение и усложнение. Отсюда зрелость личности определяется степенью функциональной автономии, достигнутой ее мотивами. Взрослый индивид демонстрирует зрелость в той мере, в какой он превзошел ранние (детские) формы мотивации.

Оллпорт подчеркивает, что функционирование основных мотивов в определяющей части происходит вполне сознательно и здоровый, нормальный индивид всегда знает, что он делает и зачем он это делает. Отсюда — адекватным методом изучения нормальной личности будет прямое выяснение планов, притязаний и надежд данного человека (о которых он всегда может дать отчет), а не установление путем толкования сновидений и результатов прожективных тестов вытесненных инфантильных драм. Таким образом, если у Фрейда «я» подчинено силам бессознательного (лошадь направляет всадника), то у Оллпорта именно сознательное «я» обладает в здоровой личности основной динамической силой и играет определяющую роль в организации и направлении человеческого поведения.

Оллпорт солидаризируется с другими авторами гуманистического направления в полемике с психоанализом и бихевиоризмом, сводящим механизм действия потребностей человека к гомеостазису, «редукции напряжения», к тому, что главное здесь — «уменьшить напряжение», привести систему личности в состояние покоя и удовлетворения.

Исходя из этих представлений Оллпорт выделяет ряд психологических механизмов (сказать точнее — описательных характеристик), которые свойственны нормальной личности. Это следующие так называемые анаболические механизмы:

1) активная позиция по отношению к действительности, изучение и преодоление реальности, а не бегство от нее;

2) доступность опыта сознанию (т. е. способность видеть события собственной жизни такими, каковы они есть, не прибегая к «психологической защите»);

3) самопознание с присутствием юмора;

4) способность к абстракции;

5) постоянный процесс индивидуализации — развития и усложнения внутренней личности, не приводящий, однако, к аутизму;

6) функциональная автономность мотивов;

7) устойчивость к фрустрациям.

В противоположность анаболическим механизмам, обеспечивающим психическое здоровье, Оллпорт приводит описок катаболических, патогенных механизмов (опять же, если сказать точнее, —свойств). Это:

1) пассивная позиция по отношению к действительности;

2) вытеснения;

3) другие способы защиты «я» (рационализация, реактивные образования, проекции и замещения, всевозможные формы искажения истинного положения вещей в угоду внутреннему равновесию и спокойствию);

4) ограниченность мышления на конкретном уровне;

5) всевозможные формы «закоснения» развития.

По мнению Оллпорта, именно эти механизмы, качественно отличные от анаболических, характерны для различных случаев аномалий.

Итак, это концепция, где обозначен целый ряд важных позитивных характеристик такой личности, которые прямо противополагаются ущербным представлениям о человеке в духе бихевиоризма и психоанализа. Однако нельзя обойти стороной и ее существенные ограничения, главным из которых, на наш взгляд, является следующее. Здесь (как и в большинстве концепций гуманистической психологии) в центре внимания стоит личность, заведомо импонирующая как зрелая и продуктивная. В результате создается неоправданно оптимистическая картина человека, но главное то, что в этих совершенных образцах, как во всяком готовом продукте, умирает процесс, приведший к его появлению. Здесь нам указывают на вершину (esse Homo), оставляя неизвестным путь к ней, путь, который и есть не что иное, как нормальное развитие личности. Путь этот — общий для людей, а не прерогатива выдающихся. Последние составляют с остальными людьми единую цель движения. Концепции типа оллпортовской, фактически разрывая эту цепь, не в состоянии исходя из своих категорий объяснить природу отклонений от нормального развития личности, отклонений, как серьезных так и достаточно преходящих, временных. Неслучайно поэтому приведенный выше список катаболических, патогенных механизмов выглядит во многом попросту заимствованным из теоретических представлений фрейдизма. Таким образом, концепция Оллпорта лишний раз утверждает дилемму, которая характерна для представителей психологов о норме: с одной стороны, «растворение» здоровой личности в невротической и отсюда невидение специфики нормы, а с другой—абсолютизация здоровой, самоактуализирующейся личности и неспособность объяснить аномальное развитие. В результате понятие нормы как бы повисает в воздухе, не связанное со всем многообразием реальной психической жизни. Задача теории личности состоит в том, чтобы исходя из своих категорий и принципов объяснить как, случаи нормального развития, ведущего к всестороннему и гармоническому раскрытию личности, так и случаи аномалий этого развития.

Создание такой теории требует прежде всего - выделения специфических единиц анализа личности, усмотрения движущих противоречий, лежащих в основе развития личности в ходе всей жизни, указания психологических условий и причин их нормального и отклоняющегося функционирования.

Заключение

Делая выводы можно сказать, что проблема детского развития — это одна из самых сложных в психологии, в то же время в этой области очень много сделано, накоплено большое количество фактов, выдвинуты многочисленные, иногда противоречащие друг другу теории.

При этом, если известен набор элементов, необходимых для построения новой функциональной системы, скорость и последовательность, с какой каждый из элементов должен пройти свой участок пути, а также набор необходимых качеств, которыми должна обладать будущая система, то в случае сбоев в этом процессе мы можем не только предсказать характер ожидаемых нарушений, но и предложить адресную программу, направленную на коррекцию всех составляющих формирующейся функции.

Во – вторых, задачей теории личности состоит в том, чтобы исходя из своих категорий и принципов объяснить как, случаи нормального развития, ведущего к всестороннему и гармоническому раскрытию личности, так и случаи аномалий этого развития.

В – третьих, создание такой теории требует прежде всего - выделения специфических единиц анализа личности, усмотрения движущих противоречий, лежащих в основе развития личности в ходе всей жизни, указания психологических условий и причин их нормального и отклоняющегося функционирования.

Список использованной литературы

1. Саенко Ю.В. Специальная психология: Учебное пособие. – М.: Академический Проект, 2006. – 182с.

2. Дети со сложными нарушениями развития. психофизические исследования/ Под ред. Л.П. Григорьевой. – М.: Издательство «Экзамен», 2006. – 352с.

3. Зейгарник Б.В. ,Бпратусь Б.С. Очерки по психологии аномального развития личности. М., Изд-во Моск. ун-та, 1980. – 169с.

4. Психология аномального развития ребенка: Хрестоматия в 2т/ Под ред В.В. Лебединсткого и М.К. Бардышевской. Т1. – М.: ЧеРо: Высш. шк.: Изд-во МГУ, 2002. – 744с.

5. Психология аномального развития ребенка: Хрестоматия в 2т/ Под ред В.В. Лебединсткого и М.К. Бардышевской. Т2. – М.: ЧеРо: Высш. шк.: Изд-во МГУ, 2002. – 715с.

6. Братусь Б. С. Аномалии личности. — М., 1988.

7. Лебединский В. В. Нарушения психического развития у детей. — М., 1985.

8. Сидоров П. И., Парняков А. В. Введение в клиническую психологию. В 2 томах. — М.-Екатеринбург, 2000

9. Косырев В. Н. Клиническая психология: Учеб.-метод, комплекс для преподавателей и студентов факультетов психологии / В. Н. Косырев; М-во образования Рос. Федерации; Тамб. гос. ун-т им. Г. Р. Державина. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г. Р. Державина, 2003. - 451с.