РУБРИКИ

Теоретические аспекты делового общения

 РЕКОМЕНДУЕМ

Главная

Правоохранительные органы

Предпринимательство

Психология

Радиоэлектроника

Режущий инструмент

Коммуникации и связь

Косметология

Криминалистика

Криминология

Криптология

Информатика

Искусство и культура

Масс-медиа и реклама

Математика

Медицина

Религия и мифология

ПОДПИСКА НА ОБНОВЛЕНИЕ

Рассылка рефератов

ПОИСК

Теоретические аспекты делового общения

Как мы можем знать, что является правильным? Очевидно, основные представления о морали и основные ценности закладываются с детства и развиваются в период от рождения до окончания школы. Поступки и пове­дение родителей, родственников, учителей, тренеров, наставников накла­дывают отпечаток на сознание ребенка, формируют отношение к добру, честности, справедливости и ведут нас к развитию других ценностей, кото­рые складываются в этические нормы поведения. Таким образом, все, что формирует внутренний нравственный барьер, конечно, определено тем, что окружает человека, тем, что он видел с момента появления на свет.

Хорошего он видел, как правило, мало. В формировании нравственного барьера людей старшего и более молодого поколений, живущих в России, было очень много лицемерия, и поэтому наш барьер по сравнению с обще­человеческим достаточно невысок, что создает дополнительные коммуни­кативные проблемы, в том числе на межнациональном и международном уровнях. В "Московской саге", рассказывая о провинциальном юноше, впер­вые попавшем в послевоенную Москву и с восторгом рассматривающем витрины магазинов, автомобили, улыбающихся прохожих, В.П. Аксенов с болью замечает, что юноша даже не подозревал, что каждый кирпич этого города, который ему так понравился, пронизан "жестокостью и ложью". В попытке освободиться от жестокости и лжи сегодня мы продвинулись очень незначительно. Это особенно заметно при анализе взаимоотношений с иностранными партнерами. Можно многое здесь написать о великих эти­ческих учителях России, русском характере и влиянии на него 70-летней (только ли?) лжи, пропитавшей жизнь страны.

Рассмотрите следующие ситуации, оцените их типичность и подумай­те, как эти действия могут повлиять на моральное сознание человека:

-   родители бездумно нарушают законы и нормы поведения, особенно зная,
что не будут пойманы и наказаны: "несут ", мусорят на улицах или
незаконно копируют компьютерные файлы;

-   один из знакомых возвращает в магазин купленный предмет, который
был случайно им сломан, заявляя, что поломка произошла до приобрете­
ния;

-   родители и другие люди, которых вы уважаете, любыми методами пы­
таются уйти от уплаты налогов, скрывая часть доходов;

— родители выполняют школьную домашнюю работу ребенка, чтобы обес­печить ему высокую оценку или просто чтобы "поскорее разделаться " с домашним заданием сына или дочери;

-   родители не обращают должного внимания на ошибку при расчете за
покупку, если она в их пользу;

-   учителя пиратски копируют аудиокассеты, видеозаписи, объясняя свой
поступок тем, что они сделали это ради образовательных целей;

— делаются унизительные замечания и отпускаются низкопробные шут­
ки по поводу национальных меньшинств, людей, имеющих какие-либо
физические недостатки, или по поводу других групп людей.

В ряде случаев люди вынуждены совершать неэтичные поступки, чув­ствуя давление со стороны окружающих — родителей, коллег, которые могут делать это совершенно неосознанно. Рассмотрим следующие часто встречающиеся примеры аморального поведения:

- списывание ответов теста у соседа по парте с целью получить опреде­
ленное количество баллов (давление со стороны родителей или необхо­
димость сдать предмет);

невнесение своей доли в общее дело;

плагиат в отчетной работе;


-   нежелание разоблачать студента, списывающего на экзамене;

-   приписывание себе качеств, которых нет, в резюме, чтобы увеличить
шансы получения работы, стипендии и т. д.;

—   присваивание денег, по ошибке выданных банкоматом (например, вы хо­
тели снять с вашего счета 100руб., а автомат вам выдал 1000руб.,
причем на вашем счете сумма уменьшилась всего лишь на 100 руб).

Иногда бывает очень сложно применить этические нормы в типичных ситуациях на рабочем месте. Чтобы это проиллюстрировать, приведем сле­дующие примеры:

—   юрист вынужден скрывать бухгалтерские отчеты своего клиента, чтобы
помешать финансовой инспекции обнаружить его уклонение от упла­
ты налогов;

-   фирма владеет ценными бумагами банка, который имеет неуплаченный
заем одного из клиентов этой фирмы;

-   агент по продажам, которому приходится часто совершать поездки, чув­
ствует себя обманутым, когда оплата личных телефонных звонков не
входит в расходы на поездку. В результате он завышает в отчете рас­
ходы на машину, чтобы покрыть затраты на телефонные звонки;


клерки, работающие в отделе по связям с общественностью, часто раз­
глашают информацию из личных файлов, они считают нормальным об­
суждать ее с коллегами во время обедов и перекуров;

производя оборудование на экспорт, компания планирует сократить
уровень безопасности оборудования и уровень воздействия на окружа­
ющую среду по сравнению со стандартами своей страны. Соблюдая
более низкие стандарты той страны, в которую будет поставлено
произведенное оборудование, компания сокращает производственные
расходы;

в письме к инвестору менеджер компании сообщает, что курс ценных
бумаг клиента вырос на 24 процента, но не дает информации о том,
что курс на ценные бумаги вообще повысился на 32 процента за тот
же период;

для повышения доходов отдела услуг компания в финансовой отчетно­
сти завышает количество труда, вложенного в данную продукцию;

-  тая злобу на своего начальника, работник выдает конфиденциальную
информацию фирмы (такую, как торговые секреты компании, марке­
тинговая стратегия или планы компании по развитию технологий) зна­
комому, работающему на конкурирующую компанию.

Каждое из этих действий направлено на соблюдение собственных ин­тересов вне зависимости от законов и интересов других людей. Типич­ность и безнаказанность такой ситуации в России свидетельствуют о том, что подобное поведение принимается обществом; к сожалению, это и есть та система ценностей, которая распространена в деловом мире.

В течение нашей жизни мы обретаем новые идеалы и таким образом изменяем свою систему ценностей в лучшую или в худшую сторону. На­пример, при принятии сложного этического решения мы совершенству­ем наши достоинства, такие, как честность и справедливость. Тем не ме­нее, идя даже на небольшие компромиссы, т. е. отступая от моральных норм, мы приходим в скором времени к нарушению правил поведения и даже к незаконным действиям.

Примеры из жизни известных людей, которые столкнулись с этичес­кими дилеммами, обернувшимися в конце концов проблемами с зако­ном, иллюстрируют постепенное разложение личности:

П.Р.— великий бейсбольный нападающий— постепенно втянулся в пре­
ступную деятельность, что привело его в тюрьму.

-  Олимпийскому спринтеру Б.Д. пришлось лишиться золотой медали из-
за использования допинговых средств.

Такие явные нарушения закона не происходят очень часто. Точно так же как и процесс отравления мышьяком, аморальное поведение впиты­вается в нашу кровь небольшими ежедневными дозами. Такое поведение может перерасти от мелких краж в магазинах до получения крупных взя­ток за устройство на работу.

Иногда люди совершают аморальные поступки, так как некоторые си­туации они не воспринимают как этически двусмысленные. Проблема здесь состоит в том, что многие этические нормы неочевидны, и создается впе­чатление, что они просты. Однако это ложное впечатление, поскольку психологический механизм, лежащий в основе (не)этичного поведения человека, очень сложен и противоречив. Не случайно Г. Честертон писал: "Когда честно изучаешь человеческую душу, приходится отбросить пус­тые вымыслы, гласящие, что нельзя одновременно быть и черным, и бе­лым". Рассмотрим в этом контексте несколько нравственных риторичес­ких постулатов.

Постулат первый: с речью можно обращаться только к тем людям, к которым относишься доброжелательно, так как сама речь должна иметь внутреннюю установку на добрые чувства, которые вы хотите донести до людей, вас окружающих.

Данный постулат является резким запретом на значительное количе­ство речей. Если довести это положение до логической точки, становится понятным, что каждый человек, который вызывает у вас раздражение, не может быть объектом вашей речи. Это очень категоричное утверждение, но стремление к его соблюдению безусловно необходимо. Почему не сле­дует обращаться ни с какой речью (не только с бранной) к человеку, который вам неприятен? Как уже говорилось, в основе любого поступка лежит набор целевых установок, который называется мотивацией. Речь -тоже поступок, и в основе его всегда лежит конкретная психологическая цель. Предположим, вы обращаетесь к человеку, который вам неприятен. Цель у вас может быть любая, например, уговорить его выбрать в качестве изучаемого языка французский. Казалось бы, в самой цели ничего нега­тивного нет, это нейтральная целевая установка. Но реальный текст явля­ется производным от всего множества целей, заложенных в сознании че­ловека в момент речи. И в нем реализуется не только основная цель (убедить выбрать французский язык), но и внутренние, психологические цели, многие из которых говорящий сам до конца не понимает (бессознатель­ная мотивация). Тем не менее цель существует всегда. Основой бессозна­тельной мотивации являются эмоции, наличие которых человек не всегда ощущает в себе, но которые подчас заставляют его совершать неожидан­ные поступки.

Поэтому, если на фоне вполне разумной целевой установки вы испы­тываете к человеку недобрые чувства (кратковременные или длитель­ные), во время речевой коммуникации эти чувства будут заметны. О чем бы вы ни говорили с другим человеком, хотите вы того или нет, вы одновременно сообщаете ему, как вы к нему относитесь. Это одна из причин, по которым не следует обращаться с речью к людям, которые вам неприятны.

Важно понять, что если бы вы не обратились к нему с речью, то он скорее всего не почувствовал бы вашего к нему отношения и не испытал бы неприятных эмоций. Это означает, что ваша речь была поступком, инициировавшим отрицательные эмоции в другом человеке, т. е. поступ­ком во зло.

Еще большее зло человек приносит, нарушая второй риторический по­стулат, который звучит так: людей не следует обманывать, им нужно говорить правду.

Эта проблема связана с категориями истинности и ложности в речевой коммуникации. Людям свойственно обманывать друг друга, потому что в силу внутренней целесообразности лучшим выходом из положения иног­да представляется ложь. С древнейших времен человечеством обсуждались вопросы, насколько этично обманывать, имеет человек право это делать или нет и какова должна быть кара за ложь. Ответы не найдены.

Что такое ложь? Чтобы ответить на этот вопрос, следует понять, что есть истина, т. е. что соответствует действительности, а что нет. И здесь возникает противоречие, носителем которого является человек в силу природной ограниченности своих возможностей. Мир, который его окру­жает, определенным образом объективно устроен. Человек же может вос­принимать его только через анализаторы (зрительные, слуховые, тактиль­ные, обонятельные). Где гарантия, что это восприятие адекватно? Ее нет и быть не может. Ответ на этот вопрос (на самом деле это вопрос о позна­ваемости/непознаваемости мира) издревле разделил людей на два лагеря в соответствии с материалистическим или идеалистическим подходом к внешнему миру. Если наши анализаторы воспринимают мир адекватно, тогда он познаваем и может быть поставлена задача все большего прибли­жения к истине. Если же наши анализаторы значительно искажают то, что происходит вокруг нас, вопрос о познаваемости мира не может быть даже поставлен. А если происходит значительное искажение картины мира за счет погрешности работы анализаторов, то это искажение универсально для человечества или индивидуально для каждого?

В соответствии с концепцией субъективного идеализма каждый чело­век воспринимает мир по-своему, и, таким образом, не только не суще­ствует адекватность восприятия мира человеком, но и взаимопонимание между людьми носит условный характер. Это категоричное заключение, но, возможно, оно недалеко от истины. Рассмотрим один пример. Для каждого из нас другие люди тоже факт внешнего мира, состоящего не только из пространства, морей, полей, лесов, но и из homo sapiens. Возьмем какого-нибудь человека (Ч), знакомого, положим, с 500 людьми, и по­пробуем провести среди них опрос, что Ч за человек. Очевидно, что мы получим 500 разных характеристик. Некоторые из них будут близки друг к другу, другие — прямо противоположны. А ведь перед нами один и тот же человек. Это доказывает и то, что наши анализаторы работают плохо и неадекватно, и то, что перекодированная после восприятия анализатора­ми информационная волна, которая поступает в наш мозг, приводит к неадекватному анализу впечатлений от внешнего мира. И это понятно, так как анализ во многом зависит от индивидуального опыта человека, его системы ассоциаций и ценностей. Если бы восприятие было адекват­ным, то ситуация, при которой по поводу одного и того же человека существовало бы столько мнений, сколько людей их высказывает, оказа­лась бы невозможной. Конечно, по поводу объектов более простых, чем человеческая личность, мнения совпадают значительно чаще, но это не снимает проблемы в оценке сложных объектов.

Естественный язык основан на принципе дискретности. Очевидно, что с помощью линейно упорядоченного текста информация может быть пе­редана, только если сам этот текст состоит из дискретных единиц. Передаваемая информация при этом значительно упрощает реальную картину действительности.

Язык не повторяет внутренней организации мира вещей. В организации смыслов существует свобода, они независимы. Естественный язык связан с миром не непосредственно, а через собственную организацию, причем эта организация в разных языках разная. Концепция, согласно которой структура языка определяет структуру мышления и способ познания внеш­него мира, называется гипотезой лингвистической относительности. Она разработана американскими лингвистами Э. Сепиром и Б.Л. Уорфом в рам­ках этнолингвистики. В соответствии с данной гипотезой логический строй мышления определяется языком.

Характер познания действительности зависит от языка, на котором мыслит познающий субъект. Люди членят мир, организуют его понятия и распределяют значения так, а не иначе, поскольку являются участниками некоторого соглашения, имеющего силу лишь для этого языка. Познание не имеет объективного общезначимого характера: "сходные физические явления позволяют создать картину вселенной только при сходстве или по крайней мере при соотносительности языковых систем" (Б.Л. Уорф).

Таким образом, говорить об абсолютной адекватности проекции внеш­него мира на сознание человека не приходится. Если это так, тогда что такое ложь на фоне того, что сама наша реакция на внешний мир носит искаженный характер? Ложь можно рассматривать как одну из коммуни­кативных функций. Ложью в речи называется неверие самого человека в истинность того, что он говорит. Объективная ложь, как и объективная истина, не дана человеку в знании, но вера дана. Любопытно: что такое ложь, никто не знает, но когда человек обманывает, он всегда понимает, что обманывает. Категория веры неформализуема, объект веры невозмож­но ни доказать, ни опровергнуть, но каждый человек чувствует ее в душе. Под этой категорией понимается вера и в Бога, и в истину, и в справед­ливость и т. д. и соответственно неверие ни в Бога, ни в истину, ни в справедливость. Это фактор, психологическое обоснование которого на­ходится глубоко в бессознательном.

Определить категорию лжи с терминологической точки зрения не пред­ставляется возможным, словарные толкования не дают ее понимания, но каждый человек знает, что это такое. Правда, знание это сугубо индиви­дуально, ибо ложь — это то, что человек сам считает ложью, т. е. то, во что он не верит. Такие категории, как "добро", "зло", "ложь", "истина", "счастье" и т. п., могут быть определены только функционально, а не статически. Это функции от некоторого аргумента; в роли последнего вы­ступает каждый конкретный человек, и в зависимости от того, какой это аргумент (т. е. какой это человек), значение функции может быть любое. Такие категории, безусловно, должны существовать: если бы их не было, люди жили бы в догматическом мире абсолютных истин, что совершенно несвойственно человеческому сознанию, которое диалектично по своей природе (о механизме коммуникации во время лжи см. также разд. 5.6 гл. 5). Так же как "истина" и "ложь", понятия добра и зла принадлежат к нео­пределяемым общефилософским категориям, любые словарные толкова­ния которых носят характер условный, неточный и неабсолютный. Одна­ко на неформальном уровне эти категории понятны всем людям (правда, по-разному). По Библии — добро изначально, оно появилось раньше зла. Зло противопоставлено добру. Зло — это то, что вы бы сами себе не поже­лали (в этом смысловая основа "золотого правила").

Каждый человек ощущает это в себе, но важно понять, что эти ощу­щения индивидуальны. Адресуясь с речью к человеку, следует поставить себя в позицию слушающего и задаться вопросом: "А хотел бы я это ус­лышать?" Значительная часть ваших речей сразу будет "забракована", потому что очень часто, намереваясь сказать что-то другому, сами бы мы услышать это не захотели. Очень простой и (увы!) распространенный при­мер. Молодой человек встречается с девушкой. Подруга девушки, увидев его в ресторане с другой женщиной, немедленно обо всем рассказывает. Ну а если бы так поступили с ней?! В соответствии с нравственным законом такая речь запрещена риторикой, потому что она во зло (по определению). Бла­гими намерениями в этой ситуации ничего не объясняется: не следует забывать, что ими "устлана дорога в ад".

С помощью речевого воздействия можно заставить собеседника почув­ствовать любую эмоцию, заданную говорящим на сознательном или бес­сознательном уровне. Очень распространенным является осознанное про­воцирование в человеке чувства стыда. Типичен (увы!) пример поведения учителя средней школы (особенно в начальных классах), когда единствен­ным педагогическим приемом становится нравоучение в отношении ре­бенка, который плохо учится или недисциплинированно себя ведет. При этом нередко судилище становится публичным, так как ставится задача опозорить ученика перед одноклассниками (вызвав к доске и поставив лицом к классу, т. е. в оппозицию к остальным ученикам) или перед стар­шими школьниками, если они пользуются у него авторитетом. Эмоция стыда вызывается обычно на речевом уровне, т. е. словесно. Это одна из самых сильных, самых мучительных эмоций, которую можно испытать. Если взрослый человек вызывает в другом стыд, да еще когда тот не мо­жет ему ответить, беспомощен, в 2 раза ниже ростом, в 3 раза меньше весит, в 4 раза ниже на служебной лестнице, то на языке этики иначе как садизмом это публичное унижение названо быть не может. Надо сказать, что такого рода унижения люди помнят всю жизнь, платят стойкой нена­вистью к тому, кто их унизил, тщательно эту ненависть скрывая.

В фильме Р. Быкова "Чучело" в 1984 г. впервые была поставлена пробле­ма стыда и унижения, которые переживают люди в детском и молодом возрасте в системе отечественной средней школы. Мало что изменилось в этом отношении с той поры: из всех цивилизованных стран детей безна­казанно доводят до слез в школе только у нас. На Западе это повод для судебного разбирательства.

В случае если ребенка позорят перед родителями, эмоции стыда и стра­ха комбинируются: возникает страх перед наказанием, или страх, что выгонят из школы, или страх перед стыдом в присутствии людей, кото­рые имеют у ребенка авторитет. Этот методологический прием использу­ется вместо убеждения в основном по отношению к младшим школьни­кам, потому что уже в 6—7-м классах ребенок не позволит над собой издеваться, он будет мстить, что вполне естественно. Садизм — одна из сохраняющихся, к сожалению, характеристик массового сознания, и долг каждого взрослого — оградить от него детей.

В каких же случаях речь "во зло" все же допустима?

Обращение к человеку, который вам неприятен, возможно только в тех случаях, когда его невозможно избежать: в некоторых административ­ных ситуациях (вы вынуждены общаться с начальником, которого подчас недолюбливаете), в личных (речь, обращенная к мужу перед разводом, которая необходима для решения финансовых и бытовых проблем) и т. п. Конечно, такие ситуации бывают, но следует по возможности сводить их к минимуму. Обществом выработаны механизмы, помогающие человеку в подобных случаях (например, сложные финансовые и личные переговоры ведет адвокат, потому что это нейтральная фигура, в целевых установках речи которой нет ничего негативного).

Что касается лжи, то, конечно, существуют жизненные ситуации, в которых кажется, что человека следует обмануть из соображения гуманиз­ма ("ложь во спасение"). В качестве наиболее распространенного приво­дится обычно пример человека, который безнадежно болен и которому не говорят о необратимости его болезни, а наоборот, сообщают, что он выздоравливает и сегодня выглядит явно лучше, чем вчера. Следует ли так поступать?

Думается, что "ложь во спасение" тоже функция, где аргументом явля­ется личность больного. В зависимости от того, каков человек, к которому вы обращаетесь, можно оценить правомерность или неправомерность об­мана. Если перед вами человек сильный, привыкший принимать самосто­ятельные решения (а для принятия решений человеку нужна, как извест­но, достоверная информация), своим обманом вы приносите ему зло, лишая знания истины, а поэтому и возможности принять адекватное ре­шение. Человек хочет успеть подвести итоги своей жизни — вы его лиша­ете возможности понять, что пора это сделать. Это может быть недописан­ная книга, несоставленное завещание, недоснятый фильм, несочиненная песня... Скрывая верную информацию, вы не даете ему проанализировать в жизни то, что он хотел бы. Если это человек верующий и, как любой человек, немало грешил — ему нужно время для раскаяния. Время для раскаяния — это не час, который проводит священник у постели умира­ющего, это время, и его человеку надо дать. (Почему истинно верующие люди категорически возражают против смертной казни даже для самых страшных преступников? Потому что, если человека убить насильно, у него не будет времени для раскаяния, а если его оставить в живых, то такое время у него появится.)

И это не единственные случаи, когда мысль о том, что "ложь во спасе­ние" есть благо, не кажется очевидной. Не следует забывать и о чисто медицинском факторе. Зафиксированы случаи значительной активизации защитных сил организма: если человеку впрямую говорят, что он гибнет, организм находит в себе внутренний резерв, побеждающий болезнь, ко­торая в обычных условиях побеждена быть не может, — так оказывается сильна жажда жизни. При неизлечимых заболеваниях не справляется им­мунная система человека. Биоэнергетический метод лечения основан на стимуляции деятельности именно иммунной системы, что в этих услови­ях может спасти жизнь. Таким стимулятором может оказаться также слово правды. Поэтому к тезису "лжи во спасение" следует подходить с большой осторожностью и очень индивидуально.

Конечно, кроме рассмотренных есть много других "исключений" из нравственных правил. Но важно понять: всякий раз, когда вы совершаете поступок, следует подумать, в какой мере вы сами хотите, чтобы подоб­ный поступок был совершен в отношении вас. С нравственной точки зре­ния людям следует делать добро, но нравственный барьер — это барьер, который каждый человек устанавливает для себя сам, и он не может быть навязан никем извне. Поэтому в той мере, в какой вы позволяете себе греховное отношение к другим людям, вы совершаете в отношении них неэтичные поступки.

Нравственное воспитание человека в любви и сострадании к ближне­му, повсеместно утерянное сейчас в России, начинается очень рано в собственном доме. Но и в более позднем возрасте человек может научить себя этому сам: стоит только глубоко и объективно проанализировать жизнь любого из людей, быстро придет понимание того, что человеческая жизнь — это цепь страданий. Любовь и жалость сами войдут в сердце.

Во многих странах описанный случай с девушкой и ее подругой очень редок. И вовсе не потому, что русский человек по природе злодей, а пото­му, что он вырос в обстановке лживой и жестокой коммуникации, навя­занной тоталитарным режимом, где случаи подобного рода есть норма. Кого из нас учили в детстве, что подобные вещи говорить нельзя, потому что другому человеку их слушать больно? В речи, как и в поведении, сле­дует поступать во благо людям, а не во вред. К человеку нужно обращаться как к человеку, как к наместнику Бога на земле, с причитающейся ему мерой любви и уважения. Кто дал право вторгаться в личную жизнь других людей, быть судьей? Кто позволил воздействовать на проблемы, которые жизненно интересуют другого? Никто никому не судья!

Любопытно, что речь "во зло", будучи безнравственной, еще и крайне невыгодна говорящему. Отношение к речевым коммуникантам (а мы уже знаем, что в этом случае оно отрицательное) на уровне устной речи фак­тически не может быть скрыто. Принимается эта информация, как правило, бессознательно, и человек начинает испытывать дискомфорт, нервоз­ность, неясную ему самому подавленность — и, конечно, по системе об­ратной связи ответная реакция будет весьма нежелательной: коммуника­тивный бумеранг возвратит все, что послано. Когда и в какой форме -обычно трудно бывает предсказать заранее. Но негативный ответ последу­ет обязательно. И наверное, это справедливо: если существует грех, то должно быть и наказание (эта дихотомия как диалектическое противопо­ставление обязательно присутствует в человеческой коммуникации).

Наиболее ярко это может быть продемонстрировано на примере ком­муникативной модели в случае разоблачения (особенно — публично) лжи. В этот момент возникает очень опасная для говорящего ситуация, ведущая к полной потере авторитета в глазах не только человека, разоблачившего ложь, но и всех, кто при этом присутствовал. Одновременно с потерей авторитета приходит потеря доверия. А авторитет и доверие принадлежат к благоприобретениям, которые трудно достигаются, очень легко теряют­ся и практически не восстанавливаются. Публичный позор является одной из предельных стрессовых коммуникативных ситуаций, которые человек порой не может ни забыть, ни "изжить" до конца своих дней.

Внутренне человеку свойственно стремление к совершенствованию или хотя бы к тому, чтобы "лучше выглядеть" в глазах других людей. Очевидно также, что от других мы требуем высокой морали.

Вот что в этом контексте применительно к нашей стране пишет П.Н. Шихирев: «Когда в 1996 г. в России был проведен социологический опрос деловых людей, которым было предложено выбрать в списке из 7 наиболее важных главную ценность, был получен следующий результат: явно ведущей оказалась "честность"». В этом отношении российские дело­вые люди не представляют собой исключения из общего правила и общих закономерностей развития личности. Эти закономерности состоят в том, что если поведение человека в значительной степени регулируется его психикой (эмоциями, представлениями, мотивами, ценностями и т. п.), то ядро, сердцевину самой этой регуляторной, "управляющей" системы составляют моральные, этические принципы и нормы. Эта закономер­ность была в начале века теоретически обоснована выдающимся русским философом С. Франком (1917). Ее достоверность и универсальность были в наше время подтверждены обширным эмпирическим материалом в раз­ных странах.

На этой закономерности строится этический анализ принятия решений. Элементарный этический анализ процесса принятия решений основыва­ется на модели, включающей три базовые предпосылки:

1) взаимодействие с окружающей средой;

2)      выбор из ряда альтернатив;

3)      ожидаемые результаты действия и ожидаемая удовлетворенность от
результата (для каждой альтернативы).

Такая модель получила широкое распространение за последние несколь­ко лет — ее используют в теории игр, агентской теории, теории транзакционных издержек и т. д. В то же время она критиковалась в свете совре­менного развития организационной теории. Простейшее применение эта модель находит в агентской теории или в теории игр. Оно представляет собой процесс принятия решения как последовательность промежуточ­ных решений, принимаемых активным агентом для того, чтобы вызвать определенную ответную реакцию своего партнера по деловому общению — реагента.

Во взаимодействии агента и реагента конкретная ситуация определяет набор возможных взаимодействий и внутреннее состояние обоих агентов. Она же, а также сам процесс общения определяют удовлетворение каж­дого из агентов от взаимодействия. В то же время обучение и самообучение агентов влекут за собой возможность управления их внутренним состоя­нием и, как следствие, конкретной ситуацией, от которой столь многое зависит; решение (выбор конкретного действия активным агентом) мо­жет иметь три различных набора последствий, которые необходимо при­нимать во внимание (оценивать) в момент принятия решения:

1) последствия, связанные с самим взаимодействием;

2)    последствия, связанные со знаниями, которые имеет активный агент;

3)    последствия, связанные со знаниями, которые имеет реагент.

Если эти последствия носят позитивный характер, мы вправе рассмат­ривать их как ценности, ибо ценности — это реальности, приносящие удовлетворение. Соответственно возможны три различных вида удовлет­ворения:

1) удовлетворение от процесса взаимодействия (удовлетворение от вос­
приятия);

2)     удовлетворение активного агента своим внутренним состоянием
(внутреннее удовлетворение);

3)     удовлетворение от ситуации, т. е. от внутреннего состояния другого
агента (внешнее удовлетворение).

Внешнее удовлетворение — это то, что мы обычно имеем в виду, когда говорим о наших чувствах по отношению к конкретному человеку (дове­рие, дружелюбие). Оно производится внутренним состоянием другого че­ловека в той мере, в какой влияет на нас (безразличен ли я этому челове­ку или нет). Способности распознавать внутреннее состояние человека надо учиться; мы будем называть это оценочным знанием. Развитие оценочного знания и является предметом, рассматриваемым в этическом анализе. Мы также способны производить действия, которые влияют на окружающую среду, и используем эту способность для обеспечения таких реакций от окружающей среды, которые позволяют получить удовлетворение от вос­приятия. Эту приобретенную в результате обучения возможность мы бу­дем называть оперативным знанием.

Внутреннее состояние человека, принимающего решения, зависит и от состояния оперативного знания (развитых навыков управления окру­жающей средой), и от состояния оценочного знания (способности оце­нить внутреннее состояние другого человека), в частности реагента.

Наше экспериментальное знание о внутреннем состоянии другого че­ловека (насколько я ему небезразличен) определяет содержание наших чувств по отношению к этому человеку. Уровень уверенности в том, что мы правильно понимаем внутреннее состояние человека, определяет силу этих чувств (она (сила) представляет собой уверенность человека, прини­мающего решения, полученную им на основе экспериментальных свиде­тельств, собранных в ходе предыдущих взаимоотношений с указанным человеком).

Для того чтобы развить наши чувства по отношению к другому челове­ку, необходимо получить знания о его внутреннем состоянии, т. е. распоз­нать то, что находится у человека внутри и что он старается скрыть. Наш опыт, как показано, содержит лишь воспринимаемую анализаторами ин­формацию (ряд восприятий от непосредственного взаимодействия с окру­жающей средой), и это единственная основа, на которой мы можем строить наше экспериментальное знание о реалиях, с которыми имеем дело. Пос­ледовательность, которой придерживаются человеческие существа при по­строении данного рода знаний, хорошо известна. Такую последовательность действий мы называем экспериментом. Он состоит из двух этапов:

1. В голове у человека, начинающего эксперимент, есть некоторая ги­
потеза (или модель) о том, какова будет ответная реакция другого чело­
века на его действия (модель может быть точной или неопределенной, но
в любом случае она должна существовать, так как для достижения конк­
ретной реакции человек, принимающий решения, выбирает конкретные
действия).

2.      Решения, принимаемые на основе данной модели, эквивалентны
эксперименту. Если эксперимент удается (т. е. оправдывает гипотезу), вера
человека, принимающего решения, в существование в другом человеке
тех качеств, которые ему были приписаны, гипотетически усиливается.
Содержание этой веры является базовой составляющей наших чувств к этому
человеку. Усиление веры означает рост силы чувств.

Проведение таких экспериментов требует от человека, принимающего решения, определенных затрат — издержек. Издержки в данном случае -это усилия, затраченные на проведение эксперимента. Более глубокое изу­чение их природы показывает, что стоит за понятием "оценочное знание". Для упрощения анализа представьте, что человек, принимающий реше­ния, может добиться желаемых действий от другого человека двумя спо­собами. Один из них подразумевает контроль над поведением человека с помощью силы, сосредоточенной в руках принимающего решения. В этом случае другому человеку ничего не остается, кроме как подчиниться и вести себя требуемым образом. Другой способ получить необходимую ре­акцию заключается в том, что принимающий решения отказывается от применения силы и полагается вместо нее на добрую волю другого челове­ка. Конечно же, второй вариант подразумевает проведение эксперимента, выявляющего наличие (или отсутствие) в другом человеке этой самой доброй воли по отношению к принимающему решения. Использование такого способа также подразумевает риск вообще не добиться желаемой реакции при отсутствии доброй воли у оппонента. Таким образом, издер­жки эксперимента могут выражаться в недостижении ожидаемого резуль­тата и в психологическом дискомфорте, возникающем при общении. Мы можем выделить два основных условия, необходимых для того, чтобы про­водить такого рода эксперименты:

1. Способность человека сформулировать разумное предположение (ос­нованное на абстрактной, неэкспериментальной, априорной информа­ции, которую он может иметь в своем распоряжении) о наличии в другом человеке доброй воли по отношению к нему. Мы будем называть этот
механизм рациональностью.

2.    Способность человека идти на риск ради экспериментов (способ­ность преодолеть собственное желание пойти самым легким путем). Мы будем называть этот механизм виртуальностью.

Качество оценочного знания человека, принимающего решения, оп­ределяется его рациональностью и виртуальностью, поскольку они зада­ют параметры экспериментов, которые он способен провести, и как след­ствие того знания, которое он способен получить о внутреннем состоянии других людей (это знание достигается, когда эксперимент удается).

Качественный рост оценочного знания — рост рациональности и вир­туальности — не зависит от того, удался эксперимент или нет. Он зависит лишь — в случае рациональности — от того, как была использована чело­веком, принимающим решения, доступная ему абстрактная информация в процессе построения модели, которая после была экспериментально протестирована; в случае виртуальности — от того, насколько человек, принимающий решения, преуспел в оперировании своими импульсами во время проведения эксперимента.

Познания, приобретаемые во время осуществления решения, не дол­жны быть ложными. Ложные познания приобретаются, например, в том случае, когда модель, используемая в процессе принятия решения, ирра­циональна, т. е. когда принимающий решения обладает слишком абстрак­тной информацией об объекте или когда план действий разрабатывается лишь для того, чтобы вызвать желаемую реакцию, но возможные послед­ствия этого плана для внутреннего состояния другого человека не рас­сматриваются.

Очень часто указывалось на то, что способ поведения, основанный на иррациональной модели, является неэтичным1, однако в большинстве слу­чаев аргумент, выдвигаемый в поддержку этого утверждения, основывает­ся на социологически выявленных последствиях такого рода поведения (вред для окружающих). Но поведение далеко не всегда является неэтичным из-за болезненных последствий, которые могут иметь место для других людей. С точки зрения рациональной концепции, которую мы сейчас и рассматриваем, поведение неэтично потому, что оно наносит вред разумности поступ­ков человека, принимающего решения. Это является неизменным следствием того, что поведение людей основывается на иррациональном использова­нии доступной информации. Если даже использование, вызванное желани­ем избежать усилий, которые необходимы для принятия решения, осно­ванного на "полной модели", оказалось удачным (достигло желаемой реак­ции других людей), все равно недостаток виртуальности, проявленный во время его принятия, увеличится для принятия аналогичного решения в будущем и рано или поздно "подставит вам ножку".

Другая распространенная ловушка этического анализа заключается в сведении его до уровня попытки выбрать сиюминутное лучшее действие (оптимальное этическое поведение) в любых условиях. Проблема заклю­чается в том, что, несмотря на то что можно определить лучшее действие, абстрагируясь от обстоятельств, найденный алгоритм мало поможет в до­стижении конечной цели при столкновении человека с конкретным на­бором обстоятельств. Главное препятствие для применения сиюминутного "идеального действия" содержится в виртуальности. До тех пор пока чело­век, принимающий решения, не достигнет уровня абсолютной виртуаль­ности, будут существовать обстоятельства, преодолеть которые он не спо­собен. Первая задача рациональности — избежать действий, которые могут произвести желаемую реакцию, но при этом являются неэтичными. Вто­рая задача рациональности -- найти альтернативы, которые не только этичны, но и подходящи для человека, принимающего решения. Поиск альтернатив, идеальных с точки зрения этики, без предварительного убеж­дения в их приемлемости — еще одна форма иррациональности.

Наиболее точный критерий глубины чувств — жертва, на которую спо­собен пойти один человек ради другого. Сила чувств уменьшается, когда мы узнаем, что другой человек уже имел внутреннее состояние, которое мы открыли экспериментальным путем (это отражает издержки нахожде­ния чего-то, что уже существовало). С позиции рациональной концепции сила чувств будет еще меньше в тех случаях, когда принимающий реше­ния человек жертвует удовольствием восприятия для того, чтобы увели­чить величину оценочных знаний другого человека. В этих случаях ее умень­шают издержки не только на открытие внутреннего состояния, которое уже присутствовало ранее в другом человеке, но и на помощь ему, ока­занную для лучшего развития его внутреннего состояния. Попытки, пред­принимаемые для обеспечения такой помощи, могут не найти отклика, но это оказывает влияние только на содержание чувств человека, прини­мающего решения, по отношению к другому человеку (когда тот не от­кликается на нашу инициативу, содержание чувств принимающего реше­ния не может улучшиться). Глубина чувств человека, принимающего решения, будет увеличиваться в любом случае; это зависит только от предпринимаемых им усилий, а не от реакции других людей. Глубина чувств, достигаемая человеком, принимающим решения, есть, в частно­сти, последствие развития его собственного оценочного знания (надопомнить, что таким образом растут его рациональность и виртуальность). Сильные чувства могут перерастать в симпатию, в привязанность по от­ношению к другому человеку, в зависимость от него... Все это атрибуты любви. Она выражает наиболее важную ценность и собственность человека. Чем глубже любовь, выращенная человеком в себе, тем больше его внут­реннее удовлетворение.

Большая часть сложностей, появляющихся в процессе анализа челове­ческого поведения, вызвана путаницей по поводу разных толкований сло­ва "любовь". Мы должны иметь в виду, что оно имеет общее значение, которое выражает, как минимум, положительную оценку какой-либо ре­альности, при этом его в каждом случае заменяет другое слово (солидар­ность, сентиментальная любовь, симпатия), но за каждым из них стоит любовь в общем смысле. В рассмотренной модели присутствуют пять видов реальности: взаимодействие, внутреннее состояние человека, принимаю­щего решения, сама личность человека, принимающего решения, а так­же состояние души и личность реагента. Таким образом, говоря о челове­ке, принимающем решения, мы должны сказать, что он обладает любовью-солидарностью по отношению к другим людям, принимающим решения, в случаях, когда ему нравится возможное взаимодействие с ними (удовольствие восприятия, которое он может получить таким путем). Он обладает сентиментальной любовью по отношению к ним, когда ему нра­вится их внутреннее состояние. Он обладает любовью-симпатией по отно­шению к ним, когда ему нравится то, что они являются личностями (сущ­ностями, наделенными способностью использовать свою свободу для регулирования собственных действий). Когда нам известны данные разли­чия, становится понятным, что цель этики — анализ человеческих реше­ний для определения их вклада в то, как человек, принимающий реше­ния, учится любить.

Эта цель может быть достигнута лишь на базе достаточно высокой куль­туры, которая распространяется на все сферы жизни общества, в том чис­ле и на бизнес.

Среди профессиональных типов культур разумно выделить "деловую культуру", которая может быть теоретически определена как система от­ношений, выраженных в нормах, ценностях и знаниях в сфере трудовых отношений. Эта система регулирует деловую активность, т. е. активность, целью которой является развитие (повышение доходности, рост, совер­шенствование) дела. Такая активность проявляется в организации труда, в навыках делового общения и правилах делового этикета, в искусстве вести дела, в репутации.

Общая теоретическая схема деловой культуры — это своеобразный "ске­лет", который в реальной жизни "обрастает плотью" социальных форм: традиций, правил, ритуалов, этикета, привычек, порожденных конкрет­ной социокультурной ситуацией.

Отдельно взятый деловой человек в России является носителем ценно­стей всех перечисленных выше уровней. В общечеловеческом плане он, так же как и его коллеги во всем мире, высоко ценит в партнере его надеж­ность, порядочность и профессионализм. В плане цивилизационном он при­надлежит к евразийской культуре и поэтому по своему характеру больше тяготеет к коллективизму, чем к индивидуализму. В плане конфессиональ­ном ему, как наследнику православной культуры, должны быть весьма близки идеи благотворительности и меценатства. В плане национальных тра­диций он ставит личные, неформальные отношения выше формальных, контрактных. Наконец, в плане профессиональном он является продуктом и участником социального процесса переходного периода, когда борьба за выживание является навязанной ему доминантой поведения и требует ориентации на сиюминутные результаты и сугубо прагматические ценно­сти. "Соединение всех этих планов и уровней приводит к тому, что рос­сийский менеджер или предприниматель напоминает русскую матрешку, но разделить ее на отдельные куклы можно лишь теоретически".

В ситуации реального делового взаимодействия его поведение регули­руется различным сочетанием выделенных уровней. Например, один че­ловек не уступает давлению ситуативных "соблазнов" и сохраняет свои принципы, будь то профессиональные или цивилизационные, другой ищет компромисс, третий уступает давлению В последние 10—15 лет значительно выросло количество исследований в области этики деловых отношений, или этики бизнеса. Особенность со­временной ситуации в области деловой культуры состоит в том, что и ученые, и практики почти пришли к согласию в вопросе определяющей роли нравственных принципов в регуляции деловых отношений. Широко распространяется мнение, что прибыль не всегда оправдывает средства ее получения. В этой связи возникает закономерный вопрос о соотношении деловой культуры, этики и деловой этики.

Деловая этика — это одновременно часть этики как науки о нравствен­ности и морали и в прикладном плане — система конкретных этических принципов, регулирующих деловые отношения. Поэтому в первом своем значении она логически оказывается шире деловой культуры. Однако во втором своем значении деловая этика, составляя ядро деловой культуры, является ее частью. Это говорит о размытости границ между этикой в це­лом, деловой этикой и деловой культурой, а также о том, что нельзя рассматривать ни одну часть этого "триумвирата" в отрыве от двух других.

Так как понятие этики ассоциируется с правилами, стандартами пове­дения, ценностями, честностью, хорошими и плохими поступками, со­ответственно и в сфере деловой этики никто не сомневается, что в дело­вом партнере ценят в первую очередь надежность, порядочность, умение выполнять обещания. Именно этими качествами были известны во всем мире российские купцы и промышленники. Дореволюционная Россия имела прочные экономические и торговые связи со всеми странами Старого и Нового Света, и "крепкое" слово русского купца было знаменито не мень­ше российских мехов или золота. До 1917 г. российская деловая культура была частью общемировой. Однако, как показывает практика, сегодня многие российские бизнесмены охотнее соглашаются вести бизнес с за­рубежными, чем с отечественными партнерами. В то же время американ­цы, по данным некоторых исследований, предпочитают иметь дело преж­де всего с американцами, англичанами, канадцами, а немцы, например, -с немцами, скандинавами, а также с американцами. И хотя западные предприниматели высоко оценивают интеллектуальный и природный по­тенциал России, им не всегда бывает легко найти общий язык с россий­скими партнерами. Увы, современным российским предпринимателям зачастую отказывают в надежности, компетентности, порядочности, т. е. в качествах, необходимых для того, чтобы гарантировать предсказуемость действий партнера и соответственно планировать перспективы взаимо­действия с ним.

Результаты современных исследований дают возможность получить сле­дующее представление об оптимальном социально-психологическом и мо­рально-этическом портрете идеального менеджера и предпринимателя. "Технологически" его характеризуют следующие первостепенные каче­ства.

•      Инициативность и способность вести поиск возможностей (видит использует новые или необычные деловые возможности; действует до того, как его вынудят к этому события).

•      Упорство и настойчивость (готов предпринимать неоднократные по­ пытки, чтобы встретить вызов или преодолеть препятствие; меняет стратегии, чтобы достичь цели).

•      Готовность к риску (предпочитает ситуации "вызова" или умерен­ного риска; взвешивает риск; предпринимает действия, чтобы умень­шить риск и контролировать результаты).

•      Ориентация на эффективность и качество (находит пути выпускать продукцию лучше, быстрее или дешевле; стремится достичь совер­шенства, улучшить эффективность работы).

•      Вовлеченность в рабочие контакты (принимает на себя всю ответ­ственность и идет на личные жертвы для выполнения работы; берет­ся за дело вместе с работниками или вместо них).

•      Целеустремленность (ясно выражает цели, имеет долгосрочное ви­дение; постоянно ставит и корректирует краткосрочные задачи).

•      Стремление быть информированным (сам собирает информацию о клиентах, поставщиках, конкурентах; использует в этих целях личные и деловые контакты).

•      Умение систематически планировать и наблюдать (планирует, разбивая крупные задачи на подзадачи; следит за финансовыми показателями и использует их во время принятия решений; разрабатыва­ет или использует способы наблюдения за выполнением работы).

•      Способность устанавливать связи и убеждать (использует гибкую стра­тегию для влияния на людей и убеждения их, а также деловые и личные контакты как средство достижения своих целей).

Страницы: 1, 2, 3, 4


© 2010
Частичное или полное использование материалов
запрещено.