Технология навешивания ярлыков

Технология навешивания ярлыков

РУССКАЯ РЕЧЬ В КРИЗИСНУЮ ЭПОХУ: ПСИХОЛОГИЯ, СЕМИОТИКА, РИТОРИКА

Риторика - ­информационно-психологическое поле современного человека.

1 Понятие «навешивания ярлыков»

В России практике широко применяется навешивание “ярлыков”, через малозаметную инфильтрацию души и воли происходит подмена одних понятий другими.

Риторически определено все поведение человека, так что направленное на него слово, чаще всего вопреки интенциям говорящего, осуществляет имп­ринтинг, вторгается во внутренний мир, нередко кардиналь­но изменяя его. В языке, как таковом, заложено объяснение бытия. В слове, как таковом, бьется ритмический пульс вопросов и ответов, выхождений из себя и возвращений в себя, общения мысли и углубления в себя. Иными словами, слово, удачно впи­санное в контекст, ситуационный или экстралингвистиче­ский, один из мощных суггесторов, не всегда анализируе­мыми ассоциациями проникающий на подсознательный уровень и руководящий экзистенциальной семантической аурой человека, его рецепционными кодами и деятельност­ными ответами.

Услышав слово, содержащее мно­жество исторических, восходящих к индоевропейским, даже к звукоподражанию, радиксоидов, мы обнаруживаем ассоци­ативный веер и конативную, императивную энергию слова раньше, чем аналитически усваиваем его целостную семан­тику. Говоря об индуктивных состояниях, вызываемых по­средством моды, слухов, бессознательного стремления при­соединиться к группе идущих, дерущихся и т. д.. Ученый делает вывод о психической контагиозности, достигаемой иденти­фицированностью эмоционально-чувственного непосредственное воздействие слова «жизнь» И частица «био-», наиболее часто используемая в рекламе и названиях товара с целью интенсифицировать его рыночную реализацию на подсознание. Главная функция слова - суггестивная, внушающая, т. е. его проникновение не логическим, а эмоционально-кон­тагиозным путем. Назвать что-либо своим именем - значит получить над ним власть: это существенная деталь колдовских манипуляций первобытного человечества. Авторитетность, важность говорящего для его собесед­ника - принципиальный фактор наиболее полного усвое­ния сказанного во всем многообразии его внешних и внут­ренних смыслов, слов и коннотируемых семантических ореолов.

Однако наша задача - рассмотреть то, что называют «индуктивными состояниями», когда настроенность, запрограммированность на индуцирование отсутст­вует в риторике это прием «запланированной неожиданно­сти». На разум человеческий больше всего действует то, что сразу и внезапно может его поразить  или не осознается, оставаясь скрытым стремлением к внушению. Именно тогда риторика, объединяя знания лингвисти­ки, психологии, имиджелогии, становится информацион­ным полем, вне которого человек не воспринимает адекват­но мира и своей роли в совершающихся явлениях. Язык важнейшая форма и единственная сущность этого процес­са, ибо «языковые очки» предстают здесь во всей их нагляд­ности.

1 Факторы обуславливающие возможность «навешивания ярлыков»

Законы коммуникации, умело используемые манипуляторами общественным сознанием, позволяют сделать речевое действие, во-первых, индивидуаль­ным. И способным круто изменить ход самоизучения; во-вторых, всеобщим, в-третьих, психологически детерминированным, вызываю­щим индукцию. Но мы даже не ощущаем себя запрограммированными, просмотрев телепередачу, прочи­тав газетную статью, прислушиваясь к выступлениям ораторов. Не делаем, ибо у нас отсутствуют меха­низмы психологической защиты от речевого импринтинга, а разработка таких механизмов представляется главной зада­чей современной риторики.

Итак, каковы же состояния, делающие возможным психологическое индуцирование как квазириторический прием?

1. Имиджелогический прием «навешивания ярлыков»; он тем действеннее, чем большим авторитетом обладает ком­муникатор. В качестве цокольного этажа такого приема

можно выделить:

а) формирование репутации, в том числе комическое;

б) организацию и поддержание саморепутации (само­имиджа);

в) синонимическую замену, основанную на частичной общности смыслов;

г) использование цивилизационных архетипов (мифо­логизацию) как обращение к коллективному бессознательному.

2. Реликты эгоцентрической речи, раскрывающие меха­низмы формирования номинаций и упорядочивание мыслеобразов имеющимися вербальными традициями.

3. Реклама в различных ее интерпретациях как фактор скрытого и открытого притягивания резервов подсозна­ния, императивного обращения к личности; в данном случае огромна роль так называемых перформативов, т. е. глаголов речевого действия, в их вербальной непро­явленности: стоит автору рекламы включить в текст пер­формативы «говорю», «прошу», «требую» - реклама не сработает.

4. То, что сегодня с полным основанием можно именовать «психологическим бандитизмом», т. е. вторжение психо­лога с его знаниями о человеке в индивидуальный мир менее всего ожидающей этого личности; «шоковая тера­пия» хороша лишь тогда, когда это терапия, а не тот же ярлык, приводящий к разного вида  личностной деструкции. Частью этого же приема являет­ся попытка «распаковки» личностных коннотаций собе­седника, его индивидуальных образов, связанных с эле­ментом речи.

Различные формы притеснения, совершающиеся в рито­рически корректных речевых структурах, не обнаружи­вающих сверхзадачи говорящего. Так, среди факторов девиации и делинквенции, обслуживаемых различными экзерсисами риторики, можно назвать следующие:

а) власть примеров, внедряемых как интерпретация «яр­лыков»;

б) смена приоритетов, среди которых нет места духовному совершенствованию;

в) внедрение «тюрьмизмов» как якобы неизбежной формы массовой культуры;

г) «лишение основанию, как эристический прием и как социальное явление, когда историческая память «от­цов» отторгается формирующимся кодом «детей».

Названные приемы, во многом отражающие современ­ную риторику; как информационное поле лич­ности, требуют адекватной оценки и реагирования. Чтобы этого достигнуть, важно понять их природу. «Посадите человека на скамью подсудимых - и он почув­ствует себя виновным», - Это удач­но сформулированная сущность технологии «навешивания ярлыков»: следствие, не имеющее причины, непременно ее вызовет, текст ведет читателя, манипулируя им; и реальность текста, а не реальность мира станет он восприни­мать как истинную, отказывая себе самому в праве анализи­ровать и выносить суждения, противоречащие прочитанно­му. Нет преступления, которое не возводилось бы в разряд достойных поступков общества­ми, которым это преступление было полезно. В этом случае его назовут не преступлением, а достойным поступком. Шедший на Париж к диктатуре ста дней Наполеон поначалу был воспринят газетами как «корсиканское чудовище», за­тем титуловался императором.

Но люди, способные или неспособные влиять на обще­ственное мнение, для его формирования, убеждения или разубеждения, мобилизации внутренних резервов человека или его расхолаживания пользуются средствами языка, об­лаченного в тогу риторики. Воспринимаются в этом случае не факты, не цифры, а именно язык, который проникает в подсознание и утверждается в нем во всем единстве выра­женных и коннотированных смыслов. Язык - является одним из ключевых компонентов, из которых мы строим наши внутренние модели мира. Он спо­собен оказывать огромное влияние на то, как мы восприни­маем реальность и реагируем на нее». И «навешивание ярлыков» зачастую работает из-за доверия к языку при игнорировании фактов. Иными словами, оно наиболее действенно применительно к человеку, не доверяющему себе, чей уровень самооценки или уровень притязаний де­формирован, а сознание сужено под воздействием внутрен­них или внешних психотравмирующих факторов. Кстати, эти факторы во многих случаях тоже могли бы, неся опреде­ленные «ярлыки», именоваться результатом безупречного применения риторики.

«Навешивание ярлыков» - отражение деформации внут­реннего мира говорящего. Он вынужден верить тому, о чем го­ворят, по крайней мере, настолько, чтобы сказанное могло быть воспринято как откровенная и внутренне адаптирован­ная мысль, коррелированная с его собственным сознанием. Между тем, мысль и слово не связаны между собой изначальной связью, эта связь воз­никает, изменяется и разрастается в ходе самого развития мысли и слова. «Ярлык» открывает для мышле­ния новую тропу, и по мере того как человек по ней следует, «прививка» все полнее и разрушительнее укореняется в со­знании, заставляя верить услышанному, приводя к некоей аналогии с ним все явления мира, даже со всей очевидностью противоречащие.

Условием наиболее успешной работы «ярлыка» является ожидание, т. е. заранее составленный контекст, в который может быть погружено любое явление и любое суждение, чему отвечает софистический прием, именуемый «дамским аргументом». Наиболее полно соответствуют этой функции сакральные слова, произнесение и восприятие которых си­туационно подготовлено: «Люди испытывали потребность в таком слове и подчинялись ему беспрекословно. Так возник класс слов-символов - заклинания».

Итак, необходимо особое состояние ожидания (антици­пации), чтобы спонтанный факт оказался «ярлыком», чтобы его появление в необходимой функции не вызывало бы воз­ражений.

«Навешивание ярлыка» может оказаться успешным и в том случае, когда сказанное противоречит ожидаемому, ког­да эмоциональное состояние человека оказывается негото­вым к принятию данной информации, а потому бессильным против психолингвистической диверсии, оказывающейся тем более действенной, что она неожиданна.

Девушка, только что купившая давно понравившееся ей платье, слышит приговор матери: «Сними эту гадость!» Реак­ция не замедлит произойти: либо она возненавидит мать, либо - платье, «ярлык» на котором слишком очевиден, что­бы его не замечать. Ученик, сообщающий молодой учитель­нице о только что найденном им решении, неожиданно (т. е. вопреки антиципации) слышит: «Некогда мне заниматься твоими глупостями!», и взгляд на себя как на глупца укоре­няется в нем до полной невозможности какого-либо нестан­дартного решения задач. «Ярлык» оказался сильнее.

Смена политических и социальных ориентиров порож­дает иной понятийный код, И вместо ярлыков «стиляга», «вещизм», «отщепенец» пришли другие: «красно-коричне­вый», «совок»; когда-то «ярлыками» считались и понятия «патриот» и «гражданин» - как чуждые новому образу жизни. «Ярлык» - максимальная степень символизации, когда слово,  достигает апогея, как

«амфи­бия» при установке связи внешнего и внутреннего миров. Так называемых собственных слов в языке нет, значение всякого слова есть значение переносное, всякое слово есть троп. Эти тропы, закрепленные аудиовизуальными средствами и соотнесенные с архетипикой коллективно­го бессознательного, сформировали систему психолингви­стических раздражителей и откликов, диалог которых предо­пределен контекстами и коннотативными смыслами искусно и настойчиво формируемых рецепций.

Наиболее планомерно внедряемым топосом (формирую­щим целый спектр «ярлыков») является понятие «деньги». И вместо «спекулянтов», «мошенников», «взяточников» по­являются «бизнесмены», «люди, умеющие жить», множество ярлыков, соотнесенных с «магией притяжения денег». Актуальной становится рекомендация автора, претен­дующего на риторическую компетентность: «Мы привыкли думать о людях хорошо. В быту мы можем продолжать это де­лать, но в процессе купли - продажи мы должны организовать свою мысль противоположным образом». Грязные убийства и грабежи скрывают под ярлыками «передела собственности», «наездов», «стрелок» - понятий, семанти­ческая аура которых обладает большей толерантностью,

чем откровенное и традиционное обозначение этих явле­ний. Некая внутренняя дискуссия, внутренний диалог все более уступают «ярлыковым» образам, навязываемым все­ми способами и риторически мотивированными средства­ми информации.

3 Роль риторики при «навешивании ярлыков».

Риторика с ее системой «ярлыков» становится «очками», но не просто языковыми, а именно риторическими, через которые осуществляется внушение; а внушаемость как глубинное свойство психики выключа­ет те системы психологического корпускулирования лично­сти, которые должны противостоять воздействиям внешней среды. Психическая контагиозность достигается посредством вызова у людей, идентифи­цированного эмоционально-чувственного восприятия адре­сованных им положений (фактов) в процессе речевого общения. Такая контагиозность «ярлыка» основана на таких факторах, как:

1) обращение к социуму через «теплый рынок», т. е. через тех, кто изначально убежден в справедливости «ярлы­ков», чтобы организовать риторическую диверсифика­цию, приводящую к многоканальности восприятия остальными стандартизированных оценок и клиширо­ванной информации. Это классическое позиционирова­ние - завоевание общего мнения начиная с тех, кто уже разделяет идеи говорящего;

2) эмоционализация, визуализация и вербализация «ярлы­ка» - преподнесение его в риторически (софистически) безупречных структурах, позволяющих увидеть внутрен­ним зрением и охватить коллективной эмоциональной энергией символизируемое явление;

3) знание коллективной апперцепции (влияния предшест­вующих фактов и оценок) и экспектаций (ожиданий), а также коллективных принятий-отрицаний (в этой связи показательны образы незабвенного Лени Голубкова и столь же национально адаптированного Ивана Тарано­ва). Этнографические культурно-психологические типа­жи - наиболее простой и беспроигрышный фактор та­кого рода деятельности;

4) создание «виртуальной реальности» в форме констата­ции востребованного создателями «ярлыка»: не «Выби­райте Пепси», а «Выбираем Пепси», т. е. уход от им­перативов и иных форм, определяющих ирреальность (отрицание, сослагательное наклонение, будущее время);

5) игра топосами: известными лицами, знакомыми фразео­логизмами, традиционно обращенными к позитив­но-созидательным сторонам личности и социума;

6) традиционное окружение одних информационных кван­тов положительным, других - отрицательным контек­стом - своеобразный рефрейминг, допускающий вне­дрение понятия лишь в аксеологическое поле одного типа, что рано или поздно приведет к внушению;

7) помещение «ярлыков» в нейтральные контексты, когда они воспринимаются как нечто известное, принятое и естественное; в этом случае они становятся аксиомой, и воспринимающий не испытывает желания возражать, ибо становится жертвой стратегии «голого короля». «Вы, конечно, знаете, что...» Не много найдется оппонентов, чья речь начнется с самоотрицающего: «Нет, не знаю!»

«Ярлыки» в конечном счете, помогают манипулировать об­щественным сознанием, формируют систему ценностей це­лого социума и целого поколения. Оно, поколение, становит­ся внушаемым, ибо не знает других приоритетов, а попытка панорамного осмысления происходящего встречает те же препятствия: либо совпадающие по своей сущности оценки, исходящие из разных источников, либо искусно используе­мая технология эллипсиса. - Вывод уже сделан, однако читате­лю, зрителю преподносится многоточие, чтобы ему каза­лось, будто вывод, многократно сделанный, - производное его собственной интеллектуальной деятельности. Такого рода «недоговоренности», рассчитанные на то, что самосто­ятельно сформулированное оставляет более глубокие следы в подсознании как программе поведения, сродни фигурам языка. Фигуры, которые дискур­сия пересекает, обеспечивают запаздывание имени, которое в последний момент является для того, чтобы их запом­нить. В свое время это явление, ставшее од­ной из аксиом современной риторики (и одной из заповедей речевой личности), прокомментировал Паскаль: «Доводы, до которых человек додумался сам, обычно кажутся ему куда более убедительными, нежели те, что пришли в голову дру­гим».

Итак, превращение человека якобы в субъект мысли и действования как раз тогда, когда осуществляется импера­тивная суггестия, когда вопрос: «Быть или не быть?» - за него решили другие, причем решили вполне авторитарно, не дав себе труда сообщить о своем решении, то, к чему стре­мятся назойливые топосы «демократии», «свободы», «гума­низма», «мирового сообщества», и есть не что иное, как ма­нипулирование. Через слово, через «ярлыки», через много­кратное помещение человека «на скамью подсудимых», где он - теперь уже непременно - почувствует себя виновным. И язык в его речевой реализованности, потенциально бога­тый «ярлыками», умело сформулированными и свое времен­но введенными в обиход, антонимизируется. Начинали со слов о приоритете прав человека - пришли к абсолютному бесправию одних и вседозволенности других. Начинали со  слов о демократизации, а сегодня вспомнили о рабовладель­ческих демократиях Античности, дабы оправдать произо­шедшее. - «Хотели, как лучше, а получилось...» Патриотически настроенные победители фашизма готовы предать ана­феме  скин-культуру, но взлетающие в едином порыве - «Хайль!» - «Зиг Хайль!» ­мускулистые руки нельзя трактовать однозначно многие носители русского языка, справедливо переставшие доверять традиционной, утвержденной веками становления национальной культуры и менталитета системе знаков. Во­прос: «Это маска твоя - или ты?» - характе­ризует состояние языкового сознания многих наших сооте­чественников, речевая деятельность которых едва не оказа­лась блокированной в результате неожиданного смещения привычных семантических констант.

Именно в силу этого произошло фокусирование на инди­видуально - peчeвoй деятельности, что привело к интериори­зации и субъективизации языковых сигналов; сегодня более чем когда-либо, говорят на разных языках носители одно­го, апеллируя к различиям в ассоциативных сферах. Оказа­лось актуальным обращение к внесознательному, бессозна­тельному, экстралингвистическому, прочно занявшему в психологических исследованиях места, ранее принадлежав­шие вербальному компоненту личности. Явление неконгруэнтности в поведении человека, в том числе речевом, все более активно привлекает внимание. Неконгруэнтность не всегда замечает­ся. Между тем именно он передает наиболее точную и полную информацию

       о нашем собеседнике, о его речевой личности, скрытой под речевой личиной. Мастера PR

обучают политиков соблюде­нию единой маски, иначе, конгруэнтности передачи информации на языке слова, интонации (паралингвистики), мими­ки и жеста (экстралингвистики). Политик выступал в роли «машины», порождающей сооб­щения сразу по нескольким каналам. Иными словами,  подсознательная информация человека о самом себе и отношении к окружающему ставится под контроль ло­гического, рационального. Но это результат специальных тренингов,

того преодоления подсознательного, которое че­ловеку грозит утерей стержневых компонентов, организую­щих личность. Итак, маска при общении - логически отфильтрованный речевой облик, зачастую прямо противоречащий собст­венно речевой личности, фокусирующейся на внесознатель­ном уровне. На пересечении интенций облика и личности, личины и лица - ключ к собеседнику и подлинному пони­манию сказанного им. Но это пересечение можно увидеть лишь, если обратиться к под сознательному, к тем речевым механизмам, которые закладываются там.

Сохраняется или стирается конгруэнтность логического и интуитивного, вербального и невербального - процесс символизации, т. е. порождения новых смыслов у прежних знаков, продолжается. Вместе с тем символизация - важ­нейший фактор психологической эволюции, совершаю­щейся с расширением семиосферы конкретной личности и социума. Семиосфера - концепту­альная система, область в очеловеченных языковых смыс­лов, доступных личности и аккумулированных в ее мыслях и поступках. Можно сказать, что развитие человеческой личности достигается главным образом благодаря симво­лизации. Дело в том, что только процесс символизации дает возможность оперировать с такими комбинациями внешних впечатлений и их взаимо­отношений, которые далеко удаляются от окружающей действительности. «Ярлыки», как и первое слово, усвоенное ребенком и интегрирующее первые фреймы его индивидуального и социального опыта, - по­рождение символизации, причем вторичной, когда слово, помещенное в ранее не свойственный ему контекст, при­обретает новые смысловые оттенки. «Навешивание ярлы­ков», манипулирование - сторона этого глобального про­цесса, определяющего и социальное лицо общества, и ин­дивидуальное речевое лицо человека, автора и узника некоей концептуальной системы, состоящей из слов, то­посов - «ярлыков» И символов - элементов семиосисте­мы, находящейся в настоящее время в состоянии глубоко­го кризиса как воплощение интенций речевой личности. Дело в том, что основой плодотворного общения является единство экспектаций - ожиданий, связанных с семанти­ческим ореолом и деятельностными потенциалами ком­муникативного шага (словесного или невербального). И это обеспечивает стабильность языковых (речевых) ме­ханизмов, цементирующих общество. Социальная комму­никация в качестве одного из базовых компонентов содер­жит статусно-ролевое общение, которое «основано на ожиданиях того, что языковая личность будет соблюдать речевые  нормы, свойст­венные ее положению в обществе и определяемые характе­ром взаимоотношений с собеседником». Нару­шение этих ожиданий дезориентирует личность, делая первое же слово сильнейшим суггестором, а воспринима­ющего вводя в состояние психической индукции.

4 Грани соприкосновения семиотики, риторики, на примерах.

Массовая языковая игра как переплетение умело нацеленных императивных актов психологии, семиотики и риторики - это то, что создает наиболее благоприятные условия для манипуляции языковым сознанием, для «на­вешивания ярлыков». Как это происходит? Посмотрим на примерах.

1. Скинхеды громят рынок, поскольку в качестве «ярлыка», став­шего программирующим императивом, восприняли неприятие «азеров, чернозадых и хачиков».

И сколько бы мы ни призывали к толерантности, этим призывам не суждено реализоваться, пока «ярлыки» будут существовать в об­щественном сознании; однако это уже компетенция не лингвистов и не культурологов, а политиков.

            2. В начале 90-х годов, в момент наступления либеральных реформ, был дискредитирован советский «милитаризм», «громоздкая и неэффективная военная машина». Параллелизм, уничижи­тельная форма  и контекст - все это должно было создать соответствующий «ярлык» на милитаризированности сознания по­дростков, на отношении общества к «непобедимой и легендарной». К бравурным маршам, ветеранам, рассказывавшим о своих боевых подвигах с темпераментом рыбаков, каждый из которых поймал в подмосковной речке как минимум осетра. «Ярлык» некоторое время работал, но сейчас стиль «милитари» наиболее популярен среди мо­лодежи и отражают работу нового «ярлыка» - им стало воз­рождение приоритета «воинов». В сравнении с «созидателями». А презрительно-ироничное отношение к людям в камуфляже сменилось восторженно-завистливым.

3. Среди таких слов-ярлыков, как «бомж», «инвалид», «изгой», по­явилось знаковое понятие «пенсионер» в значении «бремя общества, социальное место которого определяется степенью терпения со сто­роны окружающих». Любопытно, что среди неимущих часто называют рядом, в том числе без иронического подтекста, безработных, бом­жей и... учителей. Что это, как не складывание специфического соци­ального статуса, мотивированного дихотомическими ярлыками «учи­тель - нищета» и «учитель - неустроенность»? Важно, что при сход­стве, если не единстве окружающих в конструировании таких «ярлыков» их потенциальные носители, будь то учитель или пенсио­нер, военнослужащий или врач, начинают и впрямь осознавать себя достойными именно той социальной роли, которую предложили им языковые манипуляции.

4. Отношение к интеллигенции, к людям умственного труда, не от­личалось особым уважением ни в индустриальном, ни в информатив­ном обществе. Но знаком, символом нынешней деградации обще­ства является «интеллигент-лох», аутсайдер с обочины, куда привело его упорное нежелание торговать или встраиваться в социальную иерархию. Остановимся на ярлыке «интеллигента-лоха». Чтобы спросить дорогу, поинтересоваться, ко­торый час, мы обратимся к человеку, на лице которого очевидны сле­ды интенсивно пульсирующей мысли, - к «интеллигенту». К кому об­ратится нищий, ищущий очередную жертву? К нему же, чье лицо не выражает готовности сразиться за каждую копейку. Для одних это «лох», который купит на базаре вещь за двойную цену (редко кому придет в голову, что осуждения в большей степени до­стоин торговец), для других - представитель уходящей цивилиза­ции, тот редкий человек, с кем можно заговорить на улице, не опаса­ясь услышать в ответ оскорбление.

5. В подмосковном городе накануне выборов депутатов об одном из кандидатов на всех заборах было написано кратко: «бандит». В этом случае надпись, лаконично характе­ризующую будущего народного избранника, сделали... его сторонни­ки. Для них (и, как выяснилось, для большинства избирателей) слово бандит было «ярлыком», означающим принадлежность к опреде­ленной группе людей, обладающих силой и властью. Что оказалось фактором, порождающим позитивную социальную функцию таких «ярлыков»? Современная «робин-гудовская» культура, воспевающая «честных воров» в пику «бесчестным властям» хриплыми голосами и «стуком по блату», куплетами тюремного фольклора в суперсовре­менной аранжировке и захватывающим романтизмом «бригад» в те­лесериалах и книгах.

На смену глуповатым тюремным сидельцам в недавних фильмах пришли те, на кого изначально повесили «ярлык» экономической и силовой основы общества, изображающей насильника и бандита борцом за справедливость, а «базар по понятиям» ­единственным способом достижения какого-либо взаимодействия. Итак, очередной «ярлык» ­это «братки» в качестве арбитров.

В социальном поведении это - культ жестокости и наси­лия, отношение к тем, кто нарушает законы, как к борцам за правду, достойным сочувствия, пока они за решеткой, и ува­жение, когда камера сменится на кабинет с триколором на огромном столе.

В поведении подростков это - наиболее жестокие формы выяснения отношений, сленг, в котором преобладает тюрем­ная лексика.

В выстраивании социальных перспектив это - форми­poвaниe отношения к тюрьме и атрибутике уголовного мира как к неизбежной «жизненной школе».

В основе этого - «ярлы­ки»: а) страдальца за народ; б) поборника справедливости; в) человека бывалого и опытного; г) человека, преступление которого оказалось своего рода инициацией, позволяющей обрести признание и требуемое место в жизни; д) человека «продвинутого», знающего, как достать деньги и превосходно ориентирующегося в изменившейся формации.

«Ярлык» - это ракурс, в котором демонстрируется чело­век и явление в средствах массовой информации, в том числе в рекламе. Вокруг этого человека (явления) создается ин­формационная аура, а впоследствии он помещается в некую семантическую капсулу, определяющую диапазон отноше­ний к нему. Чем чаще упоминается этот человек или явле­ние, тем уже диапазон, тем меньше капсула, становящаяся в массовом восприятии «ярлыком». Школьные со­стязания демонстрировались по разным СМИ, в прессе – в непременном фотографическом контексте известных всем спортсменов и политиков. Контекст - восхищение юными экстремалами - в результате частоты и однонаправленности информирования становится эмоциональной аурой. Затем происходит семантическая капсулизация - ей служит и та­кой прием, как публикация ярких снимков с экстрим-шоу рядом со статьей об олимпиаде школьников по русскому языку и культурологии - статьей без единого снимка (еще бы: на этой олимпиаде не было ни синхронных прыжков байкеров, ни ярких велосипедов, ни чиновников). Смысло­вая капсула: «Надо только так, а не иначе» превращается в «ярлык» героя – экстремала. Соответственно негативный «яр­лык» будет принадлежать немногочисленным «фанатам» русского языка, оказавшимся на газетной странице «оппо­нентами» непобедимым и ярко раскрашенным героям.

Вектор, мотивирующий личностное развитие, приорите­ты, установлен. Этот вектор определяет названия клубов и шоу: «Ночные волки», «Хищник», «Тигры». Это «ярлыки», отражающие отношение к участникам таких клубов и шоу; «Ярлыки», прошедшие стадии:

- знака;

- эмоциональной ауры;

- семантической капсулы.

На этом фоне бледнолицые от книг «ботаны» также полу­чают «ярлык», но насмешливо-иронический, противопо­ложный способному вызывать лишь восхищение и прекло­нение у «конструкторов ярлыка», «ночных волков» и геро­ев-экстремалов (в недавнем прошлом хулиганов). «Ярлык переориентирует социальную психологию, и его принимают даже те, кто знает, что это - форма психопрограммирова­ния, ведущего к некритическому принятию любой инфор­мации, а, в конечном счете, к дебилизации.

5 Вариации «ярлыков» в социальной концепции.

«Ярлыки» обладают своим механизмом внедрения в под­сознательное, который характеризуется или внезапностью, неожиданное, не соответствующее коммуникативной экс­пектации человек воспринимает, не успев включить защит­но-критические, аналитические механизмы, или, наоборот, постепенностью: в этом случае «ярлык» неэлективен, он не выделяется из речевого потока, однако оказывается именно «ярлыком», поскольку такую характеристику объекта, сфор­мулированную в том же лексико-синтаксическом комплексе, человек услышит еще от многих, что станет «якорем», оказывая влияние на формирование (или деформирование) ценностной системы. Сопоставление многими и многократ­но в одних смысловых рядах понятий «учитель» и «бомж», «кавказец» и «боевик» приводит к ассоциативным сближени­ям, а потом к сращениям, утвержденным в подсознании.

«Ярлык» - это и мнение человека, которому средства массовой информации уже присвоили титул «звезды», «ав­торитета»: его слова формируют модель, категорический императив. Откровение известного актера о том, что 6 лет назад он зарабатывал на жизнь тем, что угонял машины «Все угоняли - и я угонял»), должно в лучах этой «звезды» оказаться «ярлыком», объединяющим причинно-следст­венной связью преступление (угон автомашины) и звезд­ную актерскую карьеру.

«Ярлыки» могут быть профессиональными: деятельность ди-джея, автогонщика,  а сегодня еще и воен­нослужащего в «горячей точке», милиционера - «ярлык», формирующий высокий социальный статус, «вторичные» яр­лыки, которым легче всего подражать, дабы в неудачных по­пытках самореализации хотя бы внешне соотнести себя с «успешным» и авторитетным человеком. Одна из «звезд» при­знается перед миллионной радиоаудиторией: «Я не трудого­лик, мне больше нравится заниматься сексом». Это не выде­ляющийся из речевого потока вирус, который становится вто­ричным «ярлыком» И который имитировать легче всего: дано не просто разрешение, дана рекомендация, как и в признании об угоне автомобилей. Наоборот, профессиональные ярлыки пролетарий, гастарбайтер, работяга, вор, учитель, профессор, препод, валенок, халдей в подсознании, в том числе в социально-психологическом ра­курсе, имеют оскорбительно-уничижительный подтекст. На­личие такого, не всегда вербализованного и как-либо иначе материально выраженного «ярлыка» - важнейшая причина растерянности педагогов, увещевания и наставления кото­рых упорно воспринимаются тинейджерами с точностью до «наоборот».

И учителя, влюбленные в свою работу, не властны, изменить «ярлык», поскольку он - явле­ние внешнее, социальное, как репутация. И в одиночку, тем более путем подбора противодействующих «ярлыков» ни­чего не изменить: они закрепляются за целым классом лю­дей, явлений и предметов. Кроме того, как не может человек само­стоятельно подобрать или изменить свою «кликуху» (пер­вичный «ярлык» в его жизни), так и механизм социального функционирования «ярлыка» таков, что тот же педагог мо­жет быть мастером своего дела, любимцем учеников, но се­мантический подтекст «несчастный», «одинокий» всегда даст о себе знать. «Ярлык» - социальное, идущее извне, формируемое в коллективном бессознательном как раз­новидность архетипа, и изменить его человек не властен, если не проведет мучительной операции на своей психике и не покинет социальной страты, подверженной воздейст­вию негативного «ярлыка».

Те же студенты к слову менеджер подобрали следующие определения - ассоциации: сильный, молодой, быст­рый, жестокий, решительный, умный. На пересе­чении этих смыслов формируется архисема - «ярлык»; она имплицирует отношение к худенькому конопатому пареньку в гипермаркете, находящемуся под охраной «ярлыка» той профессии, обязанности которой он исполняет. Так «ярлы­ки», напоминая механизмы «коллективного бессознатель­ного» и приводя к образованию архетипических моделей со­циального поведения человека, ниспровергают самого та­лантливого учителя и возносят далеко не самого опытного менеджера. И если профессиональный «ярлык» приводил в свое время к фетишизированию отдельных атрибутов, свя­занных с позитивным в осмыслении государства семантиче­ским комплексом, то сегодня это явление повторяется, обрастая глубинными подтекстами. Так, семема солдат связывалась с определениями: грубый, жестокий,  тяжелый, страшный, офицер получил такие ассоциативные смыслы: молодой, сильный, блестящий, грубый, жестокий, решительный, смелый. Это - результат тех «ярлыков», которые смени­лись за последнее время к  тем определениям, которые подсознательно синтезируются с образом (и «ярлыком») военнослужащего у современных мо­лодых людей.

Ярлыки возрастные - это: а) «кликухи» в среде школьни­ков; б) мнения старших, под влиянием которых (похвала или порицание учителя) может измениться индивидуальное и социальное функционирование личности; в) аргумент к ав­торитету по модели «Поживи с moe, тогда и говори» (наиме­нее частый в настоящее время, когда социальный опыт мо­лодого человека в большей мере адаптирует его к жизни). Возрастные «ярлыки» - это ребенок, стареющий юно­ша, мальчишка, бальзаковская дама и т. д., даваемые на основании не биологического, а психологического возраста. Такого рода лексемы могут быть этикетными обращениями «Оставь меня, старушка...», «Молодой человек!», а могут вы­ражать какой-либо аспект «ярлыка». Жандарм обращается к горьковской Ниловне, называя ее «старухой», а «старухе»... В течение всей жизни человек может считаться «мальчиком со шпагой», «девушкой моей мечты», «архивным юношей», «простой русской бабой», т. к. известные фразеоло­гизмы метафоризируют сущность человека, обрастают под­текстами и становятся «ярлыками», указывая не на возраст, а на психологическую квинтэссенцию личности.

Невозможно модифицировать «ярлык», каким бы он ни был, по своему произволу: он указывает на социально утвер­жденный и подтвержденный статус, и попытаться изменить его без трансформирования сущности то же, что носить чу­жой мундир. Каким образом безобидный «Кузя» (Кузнецов) становится «Боссом», а «Бык» теряет «атрибут брутальности» и оказывается Леней - студентом истфака? Каким образом СССР, бывший в мировом сознании «империей зла», а в ос­мыслении граждан - дряхлеющим колоссом, стал этим хи­лым бронтозавром сразу для всех, а затем – ностальгически воскрешаемым семантическим комплексом «сила, проч­ность, дисциплина», вновь начиная вызывать опасения у за­рубежных политиков, постаравшихся от него избавиться? «Ярлык» не зарабатывают, его получают. И надо было пройти стадию «дряхлеющего колосса», чтобы красные флаги разве­вались не над официозными порталами, вызывая насмешки и отчужденное безразличие, а на футболках молодежи, в уставах молодежных объединений, ассоциируясь с силой и уважением в мире... Можно констатировать, что «ярлык» как социально за­крепленный семантический комплекс (он может не быть сформулирован, но непременно осознается или ощущается) оказывает формирующее (или опять-таки деформирующее)

влияние на личность человека; рано или поздно, зачастую вопреки индивидуальным интенциям, человек начинает со­ответствовать языковым лекалам, на основе которых скроен его «ярлык», и «Кузя» превращается в «Босса», а старый, одинокий учитель - в молодого, сильного менеджера. Язык подчиняет себе человека, живущего в макросистемах смыслов и пересекающихся, взаимодействующих семанти­ческих полей. Люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать: в зна­чительной степени они все находятся и во власти того конк­ретного языка, который стал средством выражения в данном обществе. В действительности реальный мир  в значи­тельной мере строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Социальную сущность языка, явленность его, прежде всего в диалоге, в ре­чевой деятельности, которая и формирует «ярлыки», подчи­няющие себе человека и являющиеся ключом к личности на этапе активизации того или иного «ярлыка». Язык - не просто внешнее средство общения людей, поддержания общественных связей, он заложен в самой природе человека и необходим для развития его духовных сил и формирования мировоззрения, а этого чело­век только тогда сможет достичь, когда свое мышление по­ставит в связь с общественным мышлением. Та­ким образом, «ярлык», являясь аспектом языкового мышле­ния человека, социален, будь то диагноз врача или мнение учительницы, «кликуха» В среде тинейджеров или социаль­но-профессиональный статус. «Ярлык» может не осознава­ться, но он действует, зачастую определяя то, что человек называет судьбой, роком, фатумом. «Ярлык» может быть не выражен вербально, но это сторона языкового мышле­ния человека, языковой прагматики, объединяющей в ре­чевом акте (даже виртуальном) язык и человека, подчиненного системе смыслов и средств их выражения. Дело в том, что говорить на определенном языке уже значит «иг­рать на поле» того общества, которое говорит на этом язы­ке, подчиняться его правилам (их унифицируют единые языковые формы и лексический базис) и принимать его установки. Расхожая формулировка «жить в обществе и быть свободным от общества» предполагает отсутствие коммуникативного кода, отсутствие общения, а язык средство общения и возник исключительно для него. Сле­довательно, и «ярлык», будучи производным системы язы­кового мышления, не может быть отвергнут человеком, он его устраивает или не устраивает, является стимулом к са­мосовершенствованию или разрешением на стагнацию.

В макросоциальном плане «ярлык» также не присваивается самому себе, а приходит извне. И эта противо­речивость всегда была необходима России. Тогда русское са­мосознание освобождается от лживых и фальшивых идеализа­ций, от отталкивающего бахвальства; равно как и от бесхарак­терного космополитического отрицания и иноземного рабства. Но Рос­сия, внутренне наполненная безграничной святостью, только тогда станет поистине великой, когда другие народы и государ­ства перестанут осознавать ее как эклектический экзотизм. А это и есть «ярлык», когда признают ее торжество над «кро­вью, пролитой в боях» (М. Волошин). Итак, «ярлык» - это то, что приходит извне, а не подчиняется внутреннему желанию: в этом случае вступила бы в силу антиномия «быть - казаться», приводящая к разрушению не только «ярлыка», но и сущности, им означиваемой.

СССР - самый показательный из примеров. Официальные «ярлыки» - «край родной, навек любимый», «страна героев, страна мечтателей, страна ученых», «широка, глубока, сильна» (о Волге - «как родина, свободная»), «широка страна моя родная», «великий, могучий Советский Союз». Сложилась внутренняя архетипическая система «ярлыков», противопостав­ленная внешним оценкам - «страна варваров», «империя зла». И чем интенсивнее конструиро­вались внутренние «Ярлыки», тем отчетливее было представле­ние о том, что денотата - сущности - нет, что внешние оцен­ки гораздо более соответствуют истине. Попытка приоткрыть занавес обернулась сменой ценностной парадигмы и конечным торжеством внешних «ярлыков». Но сейчас настало время, когда эти внешние «ярлыки», принятые за руководство к действию, укоренились официально, общество готово обра­титься к «ярлыкам» другим, а ими стали те самые советские слоганы, за которыми скрывался дряхлеющий общественный строй. Став внешним, «ярлык» рано или поздно становится ар­хетипом. И вот уже дискредитированный и подвергнутый остракизму Советский Союз вызывает ностальгические ассо­циации в молодежной среде, патриотизм неразлучен с ошель­мованным когда-то понятием «державность», и советские «яр­лыки» играют роль аттракторов, суггесторов, притягательная сила которых возрастает, распространяясь от пенсионе­ров-победителей и рядов «красной молодежи» на названия торговых центров, гостиниц, городов, на реминисценции: по­всюду появляется красная звезда, вырастают здания, иллюзионно восходящие к «сталинскому ампиру», звучит советский гимн, вернувшийся вместо отвергнутой ельцинской реанима­ции Глинки... Возрождается целая семиосистема, и надо было пройти через испытания 1991 и 1993 годов, подтвердить на практике, что «душа России - не буржуазная душа», чтобы осознать, что сложившаяся система «ярлыков», имеющих свои корни в архетипике общества, пытавшегося и в социализме, и в капитализме отказаться от национальных корней, обнажает деструктивное, саморазрушающее языковое сознание народа, который проходит, быть может, труд­нейшее из испытаний. И последствия этого перехода мучи­тельным бременем ложатся на его речевую самореализацию,

Порождая «ярлыки», отражающие искривленное представ­ление о самом себе и роли своей в мировой системе. Одним из свойств «ярлыка» является его однолинейность:

при всем богатстве коннотативных спектров в нем домини­рует одна черта, эвфемистически (или дисфемистически) обозначаемая ведущейся языковой игрой. Эта однолиней­ность, как было показано выше, зависит от социального временного контекста и определяется ролевой заданностью: один и тот же актер в роли Сергея Есенина, пахана «бригады» или уча­сткового милиционера приобретает разные определяющие черты, но в каждой роли преобладает некое стержневое нача­ло, в той или иной мере чуждое индивидуальности актера. Рассмотрим доминирующие черты, присущие «ярлыкам» известных людей в различных исторических интерпретаци­ях. Н. В. Гоголь: «гениальный писатель» - «больной чело­век» (аналогичная метаморфоза произошла с социальным осмыслением Ф. М. Достоевского); П. И. Чайковский: «ве­ликий композитор» - «гомосексуалист»; В. В. Маяковский: «Лучший, талантливейший поэт нашей эпохи» - «странный человек, живший вместе с Л. и О. Брик»; А. А. Фадеев: «идей­ный руководитель советских писателей» - «бездарный и деспотичный служитель системы»; Н. С. Михалков: «талант­ливый кинорежиссер» - «бизнесмен от кино»; Б. Н. Ельцин: «борец за демократию» - «разрушитель страны». Чем значи­тельнее, талантливее личность, тем отчетливее разрыв между «ярлыками», ощутимее фокусирование в них разных сторон жизни и деятельности человека - от обожания и восторгов до предания анафеме и публичного остракизма. Так, для од­ной категории людей имя «Сталин» сопряжено с ярлыками «жестокость», «патологическая подозрительность»,  «деспотичность». Другие, прежде чем услышать или произнести суждение о нем, уже ощущают себя среди ярлыков «гражданственность», «державность», «патрио­тизм», «победоносная сила», «аскетизм».

«Ярлыки»- как выражение социального опыта и обще­ственного отношения к человеку и явлению учитывают са­мые разные аспекты того, кому или чему они присваивают­ся: возраст, социальный и профессиональный статус, имуще­ственное положение, след в истории, духовный облик и т. д. «Ярлык» становится эвфемизмом или дисфемизмом. Он вы­ступает в качестве синекдохи или метонимии. Его предназ­начение - дать представление о явлении и человеке, подчи­няя это явление и этого человека себе, содержащемуся в «яр­лыке социально-психологическому экстракту. В одном случае «ярлык» - это трамплин, помощь, пришедшая совер­шенно внезапно. В другом - бремя, накладываемое на все деяния человека, на все его попытки самореализации. «Яр­лык - это социализированный текст, а текст как бы ведет человека... текст руководит им, направляя к заранее задан­ному смыслу. И «ярлык» ведет человека, застав­ляя других догадываться о его социальной роли и психологи­ческом облике.

Для чего языковеду и педагогу необходимо знать о технологии манипулирования общественным созна­нием через «навешивание ярлыков? Во-первых, «ярлыки» - как архетипические категории предшествуют появлению человека, где бы то ни было, и важно не оказаться в ситуации борца с ветряными мельницами, пытающегося, приняв язык как один из общественных императивов.

Во-вторых, важно знать «ярлык», чтобы, претендуя на нечто иное, усвоить базисные ценности другого «тейпа» и начинать входить в иную семиосистему не с платья или башмаков, а с того личностного обоснования другого «яр­лыка», к которому человек стремится.

В-третьих, важно адекватно реагировать на наличие «яр­лыка», а, получив достаточный авторитет и социальную под­держку, вместе с ними обрести право на разрушение негатив­ных стереотипов, освобождая других от необходимости со­ответствовать некоей виртуальной страте.

В-четвертых, необходимо понимать, как складываются языковые аспекты механизма образования «ярлыка», чтобы неосторожно не снизить уровень притязаний и самооценки че­ловека, поставив его в ситуацию бунта, результатом которого явится аутизация или конформность; с другой стороны, чтобы не гипертрофировать представления человека о самом себе.

Заключение.

Стало расхожей истиной суждение о том, что слово - величайшая сила. Учитель, называющий ребенка бездар­ностью «ярлык», может сломать ему жизнь, если передним не Лев  Толстой и не Вальтер Скотт. Мать, отчаявшаяся научить сына играть в теннис и в досаде заявляющая ему об этом, возможно, дала явно лишний шанс Кафельникову и Сафину носить теннисную корону. Врач, сообщающий ро­дителям подростка в его присутствии, что он слишком слаб для занятий бегом, вероятно, лишает и жизнь подростка, и Олимпийские игры удовольствия увидеть его среди победите­лей на спринтерской (стайерской) дистанции. Во всех этих случаях «ярлыки» как воплощение риторической воздейству­ющей энергии можно считать языковой (речевой) агрессией против человека. А она, эта агрессия, предстает сегодня в раз­личных формах. И важно отыскать противоядие: психология речевой личности должна стать психологией освобождения от негативных стереотипов, причем как в масштабе нации и го­сударства, так и применительно к одному человеку.

Для этого необходимо дать оценку остальным языковым (речевым) фактам, окружающим нас и воздействующим на нас, постичь механизм их образования и подобрать купирующие средства. Помимо технологии «навешивания ярлыков», это недооценка (а в ряде случаев профессиональное программирующее использование) ре­ликтов эгоцентрической речи; это и реклама, высочайший профессионализм которой обладает несомненным внушаю­щим воздействием, проникая в подсознание и выстраивая си­стему не осознаваемых самим человеком императивов, что сродни гипнозу. Нет необходимости всякий раз одергивать нашего современника, но мы должны помнить: семиотика жизни, обращенность ее к тем знакам, что ранее стыдливо уступали место неуклюжим рационализированным формам, изменилась; искусство стало технологиями, а язык - семио­системой, обеспечивающей функционирование технологий психологических. И это надо осознавать, чтобы не оказаться среди жертв виртуозного использования языка.