Доклад: Бог и человек у Гераклита Эфесского

Доклад: Бог и человек у Гераклита Эфесского

Бог и человек у Гераклита Эфесского

Гераклит постоянно говорит о, казалось бы, взаимоисключающих вещах. Более

того, эти предметы не просто становятся отдельными объектами его внимания —

они соединяются у него во взаимообуславливающих связках. Сверх этого, только

такие будоражащие читателя конструкции оказываются единственными

смыслообразующими для него. Гераклит пытается отыскать в языке слова,

выражающие эту противоречивую природу вещей, единство противоположностей.

Гераклит употребляет слово «бог» как синоним «логоса», он стремится

представить логос как такое всеобщее в мире, которое заключает в себе

единство противоположностей. Бог у Гераклита не есть нечто индивидуальное и

единичное (потому что логос не хочет называться именем Зевса как такового, но

называется им как принципом (/32DK)), он (логос, бог) в качестве всеобщего в

мире воплощает единство всех противоположностей (77/67DK).

Привлекает внимание появление во фр. 77/67DK слова «война». Война (полемика

) является одним из ключевых понятий у Гераклита. Употреблено ли здесь «война»

как общефилософская идея борьбы, или же в обычном смысле военного сражения?

Поскольку Гераклит говорит что «война — отец всего» (/53DK) и что «война

всеобща» (/80DK), надо полагать, что речь идет здесь о войне как о варианте

жизнедеятельности. Во всеобщем же смысле эта война сама находится в войне с

миром, как со своим дополнением. По-русски это можно передать так: война и мир

находятся в имплицитной полемике. Еще одним аргументом в пользу того, что мы

имеем дело с расхожим значением πόλεμος

служит наличие рядом пары зима–лето. Зима и лето — противоположности, но они не

носят всеохватывающего значения, ведь есть еще осень и весна.

Что касается огня (о котором говорится в 77/67DK далее), то он представляется

формой воплощения бога (логоса). Недаром Гераклит говорит, что «на огонь все

обменивается, и огонь на все» (/90DK). Именно огонь, среди наглядно

воспринимаемых проявлений реальности, наиболее подобен всеохватывающему и

внутренне сражающемуся принципу бытия. Бог претерпевает изменения как огонь.

Но не будь огня, не было бы никакого аромата. Огонь является потенцией,

благовоние же материалом. Так и во всем — логос пронизывает все существующее,

и оно воспринимается нами в своем многообразии. При этом, во-первых, у всего

одна природа (борьба противоположностей) в смысле того, что позволяет всему

быть; а во-вторых, представление обо всем является (не более и не менее)

восприятием результата «оживления» логосом самих по себе мертвых

противоположностей.Антитетичность мышления по Гераклиту коренится в схемах

описания мира, находящихся в генетической связи с поэзией мифа. Но Гераклит

усилил характер известного ему языка, вводя все новые и новые

противопоставления. Список их (в отличие от фиксированной десятки

противоречий у пифагорейцев) остается у него открытым. Однако, разомкнутость

набора антитез Гераклита не означает, что вещи переходят друг в друга

произвольно. Логос требует взаимной трансформации в рамках

противопоставлений. Другое дело, что объем противопоставлений не ограничен.

Гераклит показывает динамический характер единства мироздания и его принцип

(логос) показывая не только противоположности как составные части всего. Он

говорит и об отношениях к одной вещи (/61DK). Нечто оказывается полезно

одному, но вредно другому. Так каково оно — хорошо или плохо?! Для бога

(логоса) все противоположные оценки предельно релятивизируются. Для него все

есть хорошо (91/102DK). В гармонии логоса нет места человеческим пристрастиям

(ничтожность этих пристрастий можно видеть даже в расхождении мнений самих

людей, но это требует отдельного рассмотрения). Природа вещей не может быть

извлечена из их применения и конкретных обстоятельств, в которых они

оказываются. По мере абстрагирования проявления реальности получают

(обнаруживают) одинаковую ценность.

«Для бога все хорошо и дóбро и справедливо», поскольку логос имеет подход

к каждой вещи, для каждого может найтись комплиментарность. Для массового

сознания (мифология) все могло перейти во все, ничто само по себе не содержало

критериев справедливости, отсюда эти критерии «выдумывались» людьми — «люди же

одно поняли уместным, другое неуместным». Поэтому Гераклит так поносит Гесиода,

не уяснившего, что «день и ночь — одно». У Гераклита для логоса нет нужды в

волюнтаристском присваивании ярлыков правильного и неправильного — для всего

конкретного есть его справедливое дополнение. Это надо понимать максимально

общо — «все справедливо», так как фактически нет ничего

самостоятельного, но все есть одно. Недаром текст идет сплошным набором слов:

бог (логос) есть не день и ночь, а, скорее, день+ночь. Все существующее

правильно в своей сути, так как оно есть. Это уже для людей нет иной

возможности понимать все, кроме как через его проявления в противоположностях.

Однако можно выйти от частного к единству и далее к логосу, как принципу

единства.

Гераклит критичен к человеческим способностям в области философского понимания,

отчасти по причине горького опыта. Вокруг себя он видит только произвольное,

религиозно-мифологическое задание смыслов действительности. Отсюда следует, что

человеческое устройство не являет нам способности непосредственно определять

принцип мироздания (90/78DK). Кажется, что здесь идет речь именно о

божественном как принципе (логосе) и о человеческом как проявлении, нежели о

противопоставлении бог–человек, в смысле день–ночь. Понимание целого (логоса)

затруднено для человека, поскольку сам по себе человек есть одно из многих

проявлений бытия. В случае человека это проявление «осложняется»

(само)рефлексивной способностью. Это несомненно помещает человека в особую

ситуацию, но нисколько не снимает необходимости принятия в себя божественной

универсализирующей способности, которая оживотворяет и делает подлинным любое

существование[1]. Для бога же (логоса)

понимание есть собственный принцип. Логос для всего «знает» справедливое

дополнение.

☼ ☼ ☼

☼

[1] Нельзя не провести в этой связи

параллель с новозаветной идеей новой жизни во Христе (напр. классическое 2Кор.

5:17) или с экзистенциалистским требованием подлинного бытия /существования/

(особенно явно в Dasein Хайдеггера).