пятый в городе Шарон, граф­ство Уиндзор, штат Вермонт, США . Когда мне было

около девяти лет, мой отец, Джозеф Смит-старший, по­кинул штат Вермонт и

пере­ехал в Пальмиру, графство Онтарио (теперь Уэйн), в штат Нью-Йорк

Приблизи­тельно через четыре года по­сле переселения в Пальмиру он переехал со

своей семьей в Манчестер, того же графства Онтарио. В его семье было

одиннад­цать душ, а именно мой отец - Джозеф Смит, моя мать Лю­си Смит

(урожденная Мэк, дочь Соломона Мэка), мои братья Алвин (умерший 19 ноября 1823

г , 25 лет от роду), Хайрам, я, Самуил Харрисон, Уильям, Дон-Карлос и се­стры

Софрония, Катерин и Люси.

На второй год после наше­го переселения в Манчестер в местности, где мы жили,

под­нялось необычайное волне­ние религиозного характера. Начавшись с

методистов, оно скоро распространилось сре­ди всех религиозных сект этой

местности. Действитель­но, весь край, казалось, был охвачен этим волнением, и

массы людей присоединялись к различным религиозным группам, что стало причиной

немалого возбуждения и рас­прей среди всего населения. Одни кричали «Вот сюда!»

Другие «Нет, туда!» Неко­торые поддерживали вероис­поведание методистов,

дру­гие защищали пресвитериан, третьи стояли за баптистов.

Ибо, несмотря на глубокое чувство любви, проявленное новообращенными в момент

принятия того или иного вероисповедания, и несмотря на то большое усердие,

прояв­ленное священниками, ко­торые поощряли это необык­новенное религиозное

чув­ство для того, чтобы обратить всех, как они благосклонно говорили, пусть

люди, по их усмотрению, присоединяют­ся к любой секте. Но когда верующие

вступали в ту или иную секту, выяснялось, что добрые чувства, как у

свя­щенников, так и у новообра­щенных, были скорее при­творными, чем

искренними. Начинались большие беспорядки и вражда; священник препирался со

священником, новообращенные спорили между собой, и все их добрые чувства друг к

другу, если когда-либо и были у них, со­вершенно исчезали во время этих прений

и споров.

Мне в то время не было еще пятнадцати лет Семья моего отца склонялась к

вероисповеданию пресвитери­ан, и четверо из них присое­динились к этой церкви,

а именно моя мать Люси, мои братья Хайрам и Самуил Харрисон и моя сестра

Софрония.

Во время этого великого волнения я очень беспокоил­ся, и мне приходилось

серьез­но размышлять обо всём этом, но, несмотря на мои глубокие и часто

мучитель­ные переживания, я все же держался в стороне от всех групп, хотя я

посещал при всяком удобном случае их разные церковные собра­ния. С течением

времени мое мнение склонилось до неко­торой степени к секте мето­дистов, и я

чувствовал жела­ние присоединиться к ней, но смятение и разногласие среди

сектантов были настолько велики, что прийти к какому-либо окончательному

реше­нию, кто из них прав или не прав, для такого молодого и несведущего

человека, как я, было совершенно невоз­можно.

Крики и волнения были на­столько велики и непрестан­ны, что временами

приводи­ли меня в большое возбужде­ние. Пресвитериане стояли решительно против

бапти­стов и методистов, пользуясь изо всех сил логикой и софи­стикой, чтобы

доказать им их ошибки или по крайней мере заставить народ думать, что они

находились в заблужде­нии. С другой стороны, бап­тисты и методисты, в свою

очередь, старались с таким же рвением утвердить свои догматы и опровергнуть все

прочие.

Среди этой битвы прере­каний и бурных прений я ча­сто спрашивал себя «Что

де­лать? Кто среди всех этих групп прав? Или все они не правы? Но если

какая-либо среди них и права, то какая именно и как мне это узнать?»

Находясь в таком тяже­лом душевном состоянии, причиной которому служили

распри среди всех этих рели­гиозных групп, я однажды, читая в Библии Послание

Иа­кова, в пятом стихе первой главы прочитал «Еже ли же у ко­го из вас

недостает мудрости, да просит у Бога, дающего всем про­сто и без упреков,—и

дастся ему».

Никогда никакое Священное Писание ни трогало с такой силой сердце челове­ка,

как тогда эти слова тронули меня. Они, казалось, всеце­ло овладели чувствами

моего сердца. Я часто думал об этом, понимая, что я более чем кто-либо нуждался

в му­дрости от Бога, ибо как мне поступить, я не знал и никогда не мог бы этого

узнать, не удостоившись большей мудрости, так как учителя рели­гии различных

сект понимали одни и те же Священные Писания так различно, что их толкование

Библии не имело к себе никакого доверия.

Наконец, я пришел к за­ключению, что я должен ли­бо оставаться во тьме и

недоу­мении, либо поступить так, как указывал Иаков, то есть обратиться к Богу.

В конце концов я решил обратиться к Богу, думая, что если Он да­ет мудрость

тем, кто в ней ну­ждается, и дает щедро и без упреков, то и я могу

попробо­вать.

Итак, приняв решение обратиться Богу, я удалился в лес, чтобы исполнить это

намерение. Это было утром прекрасного ясного дня ранней весной тысяча восемьсот

двадцатого года. В первый раз в моей жизни я решился на такой шаг, так как

никогда еще, несмотря на все мой ду­шевные тревоги, я не проби­вал молиться

вслух.

Уединившись в том месте, я наметил пой­ти, я оглянулся вокруг и, видя, что я

один, стал на колени и начал изливать перед Богом чувства своей души. Едва я

открыл рот, как внезапно какая-то сила, охватив и со­вершенно подавив меня,

про­извела на меня такое по­разительное действие, что язык у меня оцепенел и я

не мог говорить. Густая тьма окутала меня, и мне казалось, что я был обречен на

внезап­ную гибель.

Но, напрягая все свои си­лы, я взывал к Богу об изба­влении от этой

враждебной силы, которая охватила меня. И вот, в тот момент, когда я был готов

отчаяться и отдать себя на гибель, не на какую-либо воображаемую гибель, но во

власть какого-то реаль­ного существа из невидимого мира, которое обладало

та­кой неимоверной силой, ка­кой я никогда в жизни не на­блюдал ни в одном

человеке, — в этот момент страшной тревоги я увидел прямо у себя над головой

столп света ярче солнца, который постепенно спускался, пока не упал на меня.

Как только появился этот свет, я почувствовал себя освобожденным от врага,

ко­торый было сковал меня. Когда же свет почил на мне, я увидел Двух Лиц,

стоявших в воздухе надо мной, Чьи блеск и слава невозможно описать. Один из

Них, обра­тившись ко мне и назвав меня по имени, сказал, указывая на другого:

«Сей есть Мой Возлюбленный "Сын. Слу­шай Его!»

Цель моего обращения к Господу состояла в том, что­бы узнать, какая из всех

сект была правильной, дабы я мог присоединиться к ней. Поэ­тому, как только я

овладел собой и мог снова говорить, я спросил у Лиц, стоявших надо мной среди

света, какая из всех сект правильная (ибо в то время я никогда не допу­скал в

сердце моем, что все они неправильные) и к какой из них я должен

присоеди­ниться.

Мне ответили, что я не должен присоединяться ни к одной из них, так как все

они неправильны, и Лицо, обратившиеся ко мне, сказало, что все их вероучения

омерзи­тельны в Его глазах, что все их исповедующие извратились, что «они

приближаются ко Мне устами своими, но серд­ца же их далеко отстоят от Меня, и

они проповедуют за поведи человеческие как уче­ния, имея вид Божественно­го, но

отрицают силу его».

Он снова запретил мне присоединяться к какой-либо из сект; и еще много

другого сказал Он мне, о чем я не могу написать в настоящее время. Когда я

снова пришел в себя, то увидел, что я лежал на зе­мле и смотрел в небо. Когда

же свет исчез, я остался без сил; но, несколько оправив­шись вскоре, я пошел

домой. И когда я прислонился к камину, мать спросила, что случилось. Я ответил:

«Ниче­го, все нормально. Я чувствую себя хорошо». Затем я ска­зал матери:

«Теперь я знаю, что пресвитерианство непра­вильно». Очевидно, дьявол знал,

когда я еще был очень молодым, что я был предна­значен беспокоить и трево­жить

его царство; иначе поче­му все силы тьмы ополчились против меня? Почему

оппо­зиция и преследования почти с самого детства моего подня­лись на меня?

Спустя несколько дней после этого видения я слу­чайно встретился с одним из

проповедников методистов, очень деятельным в упомяну­том религиозном волнении,

и, разговаривая с ним на тему религии, я воспользовался случаем и рассказал ему

о видении, которого я удосто­ился. Его поведение очень удивило меня: к моему

сооб­щению он отнесся не только несерьезно, но с большим презрением, сказав,

что все это было от дьявола и что ни­каких видений или открове­ний не бывает в

наши дни; что все это прекратилось со времен Апостолов и никогда больше не

повторится.

Я скоро увидел, что мой рассказ возбудил среди испо­ведующих религии большое

предубеждение ко мне и был причиной сильного пресле­дования, которое все более

и более возрастало; и несмотря на то, что я был никому неизвестный юноша, не

достиг­ший еще пятнадцатилетнего возраста, и находился в таких жизненных

условиях, ко­торые не давали мне никако­го положения в обществе, все же,

высокопоставленные лица обратили на меня доста­точно внимания, чтобы воз­будить

общественное мне­ние против меня и начать же­стокое преследование при участии

всех сект, все они объединились, чтобы пресле­довать меня.

Это было для меня тогда и впоследствии причиной серь­езного размышления; как

странно, что такой неизвест­ный юноша, как я, которому минуло всего лишь

четыр­надцать лет, принужденный добывать скудные средства на жизнь ежедневным

физи­ческим трудом, мог обратить на себя внимание важных представителей самых

попу­лярных сект того времени, да так, что возбудил в них дух са­мого жестокого

преследова­ния и клеветы. Странно или нет, но так это было и часто служило для

меня причиной глубокой скорби.

Однако, несмотря на это, явившееся мне видение было реальной

действитель­ностью. И, размышляя об этом впоследствии, я думаю, что чувствовал

себя почти так же как Павел, когда он, за­щищая себя перед царем Агриппой,

рассказал о своем видении, в котором он видел свет и слышал голос. Но не многие

поверили ему, одни назвали его нечестным, дру­гие говорили, что он

умали­шенный, над ним глумились, его поносили. Но все это не уничтожило

действительно­сти его видения. Он видел ви­дение, он знал это, и все

пре­следования под небесами не могли изменить этого, и хотя и преследовали его

до смерти, все же он знал и будет знать до последнего своего вздоха, что он

видел свет и слышал голос, говоривший с ним, и никакая сила до всем мире не

могла заставить его думать или верить иначе.

Так именно было и со мной; я действительно видел свет, и посреди этого света

я видел Двух Лиц, и они дей­ствительно говорили со мной, и несмотря на то, что

меня не­навидели и преследовали за то, что я говорил, что я видел видение, все

же это была истинная правда, и в то вре­мя, как меня преследовали, поносили и

распространяли обо мне со злостью всякую ложь за это, в суйте моей я спрашивал

себя: Почему ме­ня преследуют за то, что я говорю правду? Я действи­тельно

видел видение, и кто я такой, чтобы противостоять Богу? И почему весь мир хочет

заставить меня отрицать то, что я на самом деле видел? Ибо я видел видение. Я

знал это, и я знал, что Бог знает это, и я не мог и не смел отри­цать это. Во

всяком случае, я знал, что если бы я сделал это, то оскорбил бы Бога и

под­вергся бы Его осуждению.

Что же касалось сектант­ства, то теперь я был убежден в том, что я не должен

был присоединяться ни к одной секте, но оставаться так, как я был, пока не

получу даль­нейшего указания. Я нашел правильным свидетельство Иакова о том,

что человек, нуждающийся в мудрости, может просить у Бога и полу­чить ее без

упреков.

Я продолжал исполнять мою каждодневную работу до двадцать первого сентя­бря

тысяча восемьсот двад­цать третьего года, перено­ся в течение этого времени

жестокое преследование со стороны всех классов насе­ления, как верующих, так и

неверующих, за то, что я про­должал утверждать, что я ви­дел видению.

В промежуток времени, истекшего между явившим­ся мне видением и тысяча

восемьсот двадцать третьим годом, соблюдая запрет при­соединяться к какой-либо

религиозной секте тех вре­мен, будучи очень нежного еще возраста, я был

преследуем теми, кому следовало бы быть моими друзьями и отно­ситься ко мне с

добрым чув­ством, и если они и считали меня заблуждающимся, то постараться

исправить меня должным и нежным образом. Я был оставлен на произвол всякого

рода искушений, и, вращаясь в обществе различ­ных людей, я часто, по

моло­дости, делал глупые ошибки и был подвержен человечес­ким слабостям,

которые, и я с сожалением говорю об этом, вели меня к разным искуше­ниям,

обидным перед Богом. Я признаюсь в этом, но не думайте, что я виновен в

ка­ких-либо тяжких и пагубных грехах — у меня никогда не было склонности к

таковым. Но я был виновен в легко­мыслии и иногда вращался в веселом обществе и

т. д. , чего не должен был делать тот, кто, как я, был призван Богом. Но все

это не кажется странным тем, кто знаком с моим врожденным жизнера­достным

характером.

Вследствие всего этого я часто чувствовал себя осу­жденным за мои слабости и

недостатки, и после того, как я отправился спать в ночь на упомянутое уже

двадцать первое сентября я начал мо­литься и просить Бога Всемо­гущего простить

мне мои грехи и проступки, а также послать мне Его указание, чтобы я знал мое

положение и достоинство перед Ним, ибо я был совершенно уверен, что получу

Божественное явление, так как я и раньше его получил.

И вот, в то время, как я таким образом взывал к Богу, я увидел, что в моей

комнате появился свет, яркость кото­рого все увеличивалась до тех пор, пока вся

комната не ста­ла светлее, чем при полуден­ном солнце, и тогда, внезап­но,

появился человек у моей постели, стоявший в воздухе, ибо его ноги не касались

пола.

Он был облачен в мантию чрезвычайной белизны, та­кой белизны, подобной

кото­рой я никогда ничего не ви­дел на свете, и я уверен, что ничто земное не

могло быть такой белизны и блеска. Руки были обнажены повыше ки­стей, так же

как ноги повыше щиколоток. Голова и шея также были обнажены, и я мог видеть,

что на нем не было другой одежды, кроме его мантии, так как была ви­дна его

грудь.

И не только его мантия была чрезвычайной белизны, но сам он был такого

блеска, который не поддается описа­нию, и лицо его было подобно молнии. Комната

была чрезвычайно освещена, но не так ярко, как непосредствен­но вокруг него

самого. Усмо­трев на него, я сначала устра­шился, но этот страх скоро оставил

меня.

Он назвал меня по име­ни, сказав, что он вестник, посланный ко мне из

при­сутствия Бога, что имя ему Мороний, что у Бога есть по­ручение для меня,

требую­щее исполнения, и что имя мое будет известно на добро или во зло среди

всех племен, колен и языков, или что среди всех людей будет говориться обо мне

и хорошо и худо.

Он сказал мне о сокрытой книге, написанной на золо­тых листах и содержащей

историю прежних жителей этого континента и о месте их происхождения. Он сказал

мне также, что в ней содер­жится полнота вечного Еван­гелия, так как ее дал

Спаси­тель древним жителям этой земли.

А также что вместе с ли­стами были сокрыты два кам­ня в серебряных оправах,

что эти камни, прикрепленные к нагрудному щиту, составля­ли то, что называется

Урим и Туммим, и что те, кто владели или пользовались этими кам­нями в древние

или прежние времена, назывались «про­видцами», и что Бог уготовил эти камни для

того, чтобы пе­ревести книгу.

Сказав мне все это, он на­чал цитировать пророчества из Ветхого Завета.

Во-первых, он процитировал часть треть­ей главы Книги Малахии а также

четвертую, или послед­нюю, главу того же пророче­ства, однако с небольшим

изменением по сравнению с тем, что читается в наших Би­блиях. Вместо того чтобы

про­цитировать первый стих, как он написан в наших книгах, он процитировал его

так

«Ибо вот придет день, пылающий как печь и все надменные да, и все творя­щие

зло сгорят, как солома, ибо те, которые придут сож­гут их, речет Господь

Саваоф, так что не останется у них ни корня ни ветвей.

Затем он процитировал пятый стих так «Вот, Я от­крою вам Священство рукой

'Илии Пророка до наступле­ния великого и страшного дня Господня».

Он иначе процитировал также и следующий стих «И он вложит в сердца детей

обе­щания, данные отцам, и сердца детей обратятся к сво­им отцам. И если не

будет так, то вся Земля будет совер­шенно опустошена по При­шествии Его».

В добавление к этому он процитировал одиннадца­тую главу из Книги Исаии,

сказав, что то, что в ней сказа­но, должно скоро исполнить­ся. Он также

процитировал из третьей главы Деяний двадцать второй и двадцать третий стихи

точно, как они имеются в нашем Новом Завете. Он сказал, что этот Про­рок есть

Христос и что день еще не наступил, но скоро наступит, когда «те, кто не

послушают голоса Его, будут истреблены из народа».

Он также процитировал вторую главу из Книги Иоиля, от двадцать восьмого и до

последнего стиха, сказав, что пока это еще не исполнилось, но скоро сбудется.

Он также заявил, что полнота Иновер­цев скоро придет. Он проци­тировал много

других выдер­жек из Священных Писаний и дал много объяснений, которые не могут

быть здесь приведены.

Затем он мне сказал, что, когда я получу упомянутые им листы — время же для

по­лучения их еще не настало, — я никому не должен по­казывать ни их, ни

нагрудно­го щита с Уримом и Туммимом, за исключением только тех, кому мне будет

ведено их показать, иначе же я буду уничтожен. В то время как он говорил со

мной об этих ли­стах, в уме моем открылось видение, так что я мог видеть то

место, где листы были сокрыты, и так ясно и отчет­ливо, что я узнал это место,

когда пришел к нему.

После этого сообщения я увидел, что свет в комнате на­чал собираться вокруг

того, кто говорил со мной, что про­должалось до тех пор, пока во всей комнате

не стало снова темно, за исключением лишь вокруг него самого, и тут вдруг я

увидел как бы проход, открывшийся прямо к небу, в котором он, поднимаясь,

совершенно исчез, и моя ком­ната приняла тот вид, в каком она была до появления

этого небесного света.

Я лежал, думая об этом исключительном явлении и очень изумляясь тому, что

было сказано мне этим чрезвы­чайным вестником, когда, среди моих размышлений, я

вдруг увидел, что моя комната снова начала наполняться светом, и внезапно тот

же са­мый небесный вестник пред­стал у моей постели.

Он снова начал пере­сказывать без малейшего из­менения то же самое, что было

им сказано мне при пер­вом его посещении, и, сделав это, он уведомил меня о

вели­ких наказаниях с ужасными опустошениями от голода, меча и мора, которые

постиг­нут Землю, и о том, что эти грозные наказания произой­дут в этом

поколении. Ска­зав все это, он снова, как и в предыдущий раз, вознесся на небо.

К этому времени я уже на­ходился под таким сильным впечатлением от

происшед­шего, что сон ушел из моих глаз, и я лежал, переполнен­ный чувством и

ошеломлен­ный всем тем, что я увидел и услышал. Но каково же было мое

удивление, когда я снова увидел у своей постели того же вестника и услышал, как

он еще раз повторил мне все то же самое, добавив предо­стережение, что сатана

будет пытаться искусить меня так, чтобы я присвоил себе эти ли­сты и обогатился

через них (ввиду того, что семья моего отца находилась в трудных материальных

условиях). Он запретил мне делать это, ска­зав, что, получив листы, я не должен

был иметь никакой другой цели, кроме прослав­ления Бога; что я не смею по­пасть

под влияние каких-ли­бо других побуждений, кро­ме как созидания Царства Его,

иначе же я их не получу.

После этого третьего по­сещения он снова вознесся на небо, и я остался один,

обду­мывая необычайность всего пережитого мной, и тут, по­чти немедленно, после

того, как небесный вестник вознес­ся в третий раз, запел петух, и я увидел, что

наступило утро;

так что эти беседы, должно быть, заняли всю ночь.

Поднявшись вскоре с по­стели, я, как обычно, пошел заниматься своей работой;

но, взявшись, как всегда, за рабо­ту, я почувствовал такое исто­щение сил, что

совершенно не мог ее продолжать. Мой отец, работая рядом, заметил что-то

неладное со мной и ве­лел мне идти домой. Я напра­вился к дому, но, перелезая

через забор у поля, где мы ра­ботали, я совершенно ли­шился сил и упал на землю

и некоторое время лежал без сознания.

Первое, что я могу вспом­нить,— это голос, взывающий ко мне и называющий меня

по имени. Взглянув вверх, я увидел того же вестника, сто­явшего надо мной и,

как и прежде, окруженного светом. Он опять повторил мне все то, что было

сказано мне в предыдущую ночь, и повелел идти к моему отцу и расска­зать ему о

видении и повеле­ниях, полученных мной.

Повинуясь этому, я вер­нулся к отцу в поле и все точ­но передал ему. Он

ответил, что все это было от Бога, и ска­зал, чтобы я пошел и сделал так, как

повелел мне вестник. Я оставил поле и пошел к тому месту, где, по словам

вестника, хранились листы, и, благодаря ясности видения о том месте, имевшегося

у меня, я, по приходе, сразу узнал его.

Недалеко от деревни Ман­честер, графство Онтарио, штат Нью-Йорк, высится

до­вольно большой холм, са­мый высокий в окрестностях. На западной стороне

этого холма, недалеко от вершины, под камнем довольно боль­шого размера, лежали

листы, уложенные в каменный ящик. Камень этот был толстый и с наружной стороны

посреди­не был выпуклый, но тоньше по краям, которые были по­крыты землей, так

что видне­лась только его середина.

Расчистив землю, я взял палку и, вставив ее под край камня, небольшим усилием

поднял его. Посмотрев внутрь, я действительно увидел там листы, Урим и Туммим и

нагрудный щит — все, как было сказано мне вестником. Ящик, в котором они

лежа­ли, был сооружен из камней, скрепленных каким-то це­ментом. На дне ящика

лежа­ли наперекрест два камня и на них — листы и другие пред­меты.

Я попробовал вынуть их, но это мне запретил вестник, и я снова был уведомлен,

что время получить их еще не на­стало и не настанет, пока не пройдет четыре

года с этого дня; и он мне еще сказал, что я должен прийти ровно через год к

этому месту, где он встретит меня, и что я должен повторять это, пока не

наста­нет время для получения ли­стов.

Соответственно как мне было повелено, я приходил туда к концу каждого года и

каждый раз находил там того же вестника и получал от него при каждой нашей

встрече наставления и сведения о по­мыслах Господа и о том, каким образом

Царство будет руководимо в последние дни.

Ввиду того что материальные средства моего отца были очень скудны, нам

при­ходилось работать физиче­ски, нанимаясь на поденную и на всякую другую

работу, когда нам представлялась та­кая возможность. Иногда мы работали дома,

иногда — в чу­жих краях, и такой постоян­ной работой мы могли под­держивать

наше довольно сносное существование.

В 1823 году семью моего отца постигло большое горе в связи со смертью моего

старшего брата Алвина. В октя­бре 1825 года я поступил на работу к одному

пожилому господину по имени Джозайа Стоул, который жил в граф­стве Ченанго,

штат Нью-Йорк. Он слышал, что какой-то серебряный рудник был когда-то открыт

испанцами в Хармони, графство Саскуэханна, штат Пенсильвания, и до того, как я

начал работать у него, он уже делал раскоп­ки, чтобы найти, если будет

возможно, этот рудник. Ког­да я поселился у него, он брал меня и других

рабочих, и мы ходили на поиски серебряно­го рудника. Проработав безу­спешно

почти целый месяц в этом предприятии, я, нако­нец, убедил этого пожилого

господина прекратить рас­копки. Из-за этого и стала распространяться молва, что

я делал раскопки для того, чтобы найти богатство.

В то время как я был занят этой работой, я жил у некоего Исаака Хейла,

проживающе­го в той же местности; и там я впервые познакомился с его дочерью

Эммой Хейл, моей будущей женой. Мы пожени­лись 18 января 1827 года, в то время

пока я еще работал у мистера Стоула.

Ввиду того что я продол­жал утверждать, что я видел видение, преследование на

меня не прекращалось, и семья моего тестя сильно воз­ражала против нашего

брака. Поэтому, я был вынужден пе­реехать с ней в другое место, и так мы

поженились в доме эсквайра Тарбилля в Саут-Бейнбридже, графство Че­нанго,

Нью-Йорк. Немедлен­но после моей женитьбы я оставил работу у мистера Стоула и,

вернувшись к мое­му отцу, проработал с ним на ферме весь сезон.

Наконец настало время получить листы, Урим и Туммим и нагрудный щит.

Двад­цать второго сентября тысяча восемьсот двадцать седьмого года я пошел, как

обычно, к концу еще одного года, к то­му месту, где они хранились, и тот же

небесный вестник вручил их мне с наказом, что я должен быть ответ­ственным за

них и что если я, по неосторожности или не­брежности, упущу их из моих рук, то

буду за это отвергнут, но если я буду всеми силами беречь их, пока он, вестник,

снова не придет за ними, то они будут сохранены.

Я вскоре узнал, почему я получил такой строгий наказ оберегать их и почему

вест­ник сказал, что придет за ни­ми после того, как я выполню все то, что

требовалось от ме­ня. Ибо, как только стало из­вестно, что листы находятся у

меня, были предприняты серьезнейшие попытки за­владеть ими. Всевозможные

уловки, какие только можно было придумать, были пред­приняты для этой цели.

Прес­ледование теперь еще боль­ше усилилось и стало более ожесточенным, и массы

лю­дей беспрестанно искали лю­бую возможность овладеть листами. Но по мудрости

Божьей они оставались в со­хранности у меня, пока я не выполнил то, что

относитель­но них требовалось от меня. Тогда, как было условленно, вестник

пришел за ними, я вручил их ему, и они находят­ся в его распоряжении по этот

день — второй день мая тыся­ча восемьсот тридцать вось­мого года.

Волнение, однако же, все продолжалось, и бесконечная клевета не прекращалась;

ложные слухи все время рас­пространялись о семье моего отца и обо мне. Если

бы я мог рассказать хотя бы одну тысячную часть их, то это запол­нило бы целые

тома. Пресле­дование стало до того невы­носимым, что мы с женой были вынуждены

покинуть Манчестер и переселиться в графство Саскуэханна, штат Пенсильвания.

Когда мы со­бирались в дорогу, мы были до того бедны и так сильно преследуемы,

что никогда не вышли бы из этого трудного положения, если бы не на­шелся один

добрый человек по имени Мартин Харрис, который пришел к нам на по­мощь и дал

нам на дорогу пятьдесят долларов. Мистер Харрис был жителем городка Пальмира,

графство Уэйн, штат Нью-Йорк, фермер, пользующийся большим ува­жением.

Эта своевременная по­мощь дала мне возможность достичь места моего

назначе­ния в Пенсильвании. Не­медленно по прибытии туда я начал списывать с

листов письмена. Списав значитель­ное их число, я, через Урим и Туммим, перевел

некоторые из них, сделав это в промежу­ток времени между нашим прибытием в дом

отца моей жены в декабре месяце и сле­дующим февралем.

Однажды, в феврале ме­сяце, вышеупомянутый Мар­тин Харрис пришел к нам и,

взяв списанные мной с листов письмена, отправился с ними в город Нью-Йорк. То,

что произошло с ним и с письме­нами, я привожу в его соб­ственном рассказе обо

всем происшедшем, как он сам мне его передал по возвраще­нии домой.

«Я поехал в город Нью-Йорк и представил письмена с их переводом профессору

Чарльзу Антону, который был известен своими акаде­мическими достижениями.

Профессор Антон заявил, что перевод был более правиль­ный, чем все другие

перево­ды, сделанные с египетского языка, которые он когда-либо видел. Тогда я

показал ему те письмена, которые еще не были переведены, на что он сказал, что

это были под­линные египетские, халдей­ские, ассирийские и арабские письмена.

Он дал мне свиде­тельство, удостоверявшее жителям Пальмиры подлин­ность этих

письмен и пра­вильность перевода тех из них, которые уже были пере­ведены. Я

взял это свидетель­ство и, положив его в карман, собрался уходить, когда

ми­стер Антон позвал меня об­ратно и спросил, каким обра­зом молодой человек

узнал о том, что находились золотые листы там, где он их нашел. Я ответил ему,

что Ангел Божий открыл это ему.

Тогда он сказал мне: Поз­вольте мне посмотреть на это свидетельство. В ответ

на его просьбу я вынул свиде­тельство из кармана и подал ему. Он взял его,

разорвал на куски и сказал, что ничего та­кого, как служение Ангелов, теперь не

бывает, и если я принесу ему листы, то он их переведет. Я сказал ему, что часть

листов была запечатана и что мне было запрещено принести их. На что он

от­ветил: Я не могу читать запе­чатанную книгу. От него я пошел к доктору

Митчеллу, который подтвердил то, что сказал профессор Антон от­носительно этих

древних письмен и их перевода».

Пятого апреля тысяча во­семьсот двадцать девятого го­да некий Оливер Каудери,

которого до тех пор я никогда не видел, пришел ко мне в дом. Он сказал мне, что

был учителем в школе той мест­ности, где жил мой отец, и что тот посылал своих

детей в его школу, и что он некоторое время жил в доме моего отца, где члены

нашей семьи рас­сказали ему, при каких обсто­ятельствах я получил листы, и что

он пришел расспросить меня об этом.

Спустя два дня по при­бытии мистера Каудери (7 апреля) я начал перевод Кни­ги

Мормона, а он стал моим писцом.

В следующем месяце (в мае 1829 г.), в то время как мы все еще занимались

перево­дом, мы пошли однажды в лес помолиться и обратиться к Господу с вопросом

по пово­ду крещения для отпуще­ния грехов, на которое мы нашли ссылку в

переводе ли­стов. В то время как мы моли­лись и взывали к Господу, небесный

вестник низошел в ''облаке света и, возложив на нас свои руки, посвятил нас в

даро­вания Святого Духа, но что на нас будет возложена эта сила позже. Он

повелел нам идти и креститься, указав, чтобы я крестил Оливера Каудери, а

затем, чтобы он крестил меня.

Следуя этому, мы пошли и крестились. Сначала я кре­стил его, а потом он

крестил меня. После этого я возложил руки на его голову и посвятил его в

Священство Аароново, а затем он возложил руки на меня и посвятил меня в то же

Священство—ибо так было нам ведено.

Вестник, посетивший нас в этот раз и возложивший на нас это Священство,

сказал, что имя ему Иоанн, что он тот самый, который в Новом Завете называется

Иоанном Крестителем, и что он дей­ствовал под руководством Петра, Иакова и

Иоанна, имеющих ключи Священ­ства Мелхиседекова, кое Свя­щенство, он сказал,

будет, в свое время, возложено на нас и что я буду назван первым Старейшиной

Церкви, а он (Оливер Каудери) — вторым. Это произошло 15 мая 1829 года, когда,

под рукой этого вестника, мы были посвя­щены в Священство и крести­лись.

Сразу же по выходе из воды, после нашего креще­ния, мы испытали великие и

чудесные благословения от нашего Небесного Отца. Как только я крестил Оливера

Каудери, Святой Дух сошел на него, и он, встав на ноги, про­рочествовал о

многих событи­ях, которые должны были скоро исполниться. Так же, как только он

крестил меня, я тоже обрел дух пророчества и, встав на ноги, пророчество­вал о

создании этой Церкви и о многом другом, касающем­ся Церкви и детей

человече­ских этого поколения. Мы были преисполнены Святого Духа и радовались о

Боге на­шего спасения.

Так как наш ум был те­перь просветленным, лучшее понимание Священных Пи­саний

стало открываться нам; и истинное значение и смысл их более таинственных частей

были открыты нам таким об­разом, которого мы не могли ни достичь, ни даже

вообра­зить себе никогда ранее. В то же время мы были выну­ждены хранить тайну

о том, что мы получили Священство и крестились, вследствие духа преследования,

уже проявив­шегося в той местности.

Временами мы находи­лись под угрозой расправы толпы, даже со стороны

испо­ведующих религии. Но их злым замыслам, по Божьему провидению,

противостояли члены семьи моей жены, ко­торые стали очень дружны со мной и,

будучи против таких бесчинствующих толп, были согласны дать мне возмож­ность

продолжать без пе­рерывов мой перевод, пред­ложив и пообещав нам защи­ту,

Евангелия - знать с уверенностью характер Бога и знать, что мы можем общаться с

на мне, [и] я увидел Двух Лиц, стоявших в воздухе надо мной, Чьи блеск и славу

невозможно описать. Один из Них, обратившись ко мне и на­звав меня по имени,

мормонское дело, как дело чле­нов Церкви Иисуса Христа Святых последних дней,

основа­но на действительности этого чу­десного Первого видения. Так поднялся

занавес, открывший это устроение полноты времен. Нич­то из того, на чем мы

базируем наше учение, ничто из того, чему мы учим, ничто из того, чем мы живем,

не имеет большей важности, чем эта начальная деклара­ция. Я заявляю если Джозеф

Смит действительно говорил с Богом - Отцом и Его Возлюблен­ным Сыном, то все

остальное, о чем он говорил, - истина. Это стержень, на котором вращаются

Хри­ста. Мы поклоняемся Христу. Мы в торжественном завете берем на себя Его

святое имя. Церковь, к которой мы принадлежим, носит Его имя. Он наш Господь,

наш Спаситель, наш Избавитель, через Которого пришло Искупление - со спасением

и жизнью вечной».

2. Мы верим что люди будут наказаны за свои

спасено повиновением

законам и таинствам Евангелия.

4. Мы верим, что основными принципами и таинствами

Евангелия являются - первое, вера в Господа Иисуса Христа, второе, покаяние,

третье, крещение погружением в воду для отпущения грехов, четвертое, возложение

рук для дарования Святого Духа.

5. Мы верим что человек должен быть призван Богом через

пророчество и через возложение рук теми кто облечены властью чтобы

проповедовать Евангелие и исполнять таинства его.

6. Мы верим в ту же организацию, которая существовала

в Первоначальной Церкви а именно в Апостолов Пророков пасторов учителей

настоящему знает Библию, никогда не отвергнет Книги Мормона. И тот, кто знает

Книгу Мормона, никогда не отвернет Библию. Они проповедуют те же принципы и обе

содержат полноту Евангелия Иисуса Христа. Они не противоречат друг другу. Они

открывает, и мы верим что Он еще откроет много великого и важного касающегося

в то, что Сион (Новый Иерусалим) будет основан на Американском континенте, что

Христос будет лично царствовать на Земле и что Земля обновится и получит свою

райскую славу

11. Мы заявляем за собой привилегию поклоняться Богу Всемогущему, согласно

голосу нашей совести и предоставляем всем людям ту же привилегию - пусть они

поклоняются как где или чему им угодно.

12. Мы верим в подчинение государям, президентам, правителям и судебным

людей. Моя роль - быть голосом в защиту истины. Моя роль - быть хранителем тех

ценностей, которые чрезвычайно важны для нашей цивилизации и нашего общества

относительно тех, кто считает себя так называемыми го­мосексуалистами и

лесбиянками. Мой ответ заключается в том, что мы любим их как сыновей и

доче­рей Бога. Они могут иметь опре­деленные наклонности, которые сильны и

которыми, может быть, трудно управлять. Если они не поддаются этим

наклонностям, то могут идти вперед так же, как и все остальные члены Церкви.

Ес­ли они нарушают закон целому­дрия и нравственные нормы Церкви, то подлежат

воздействию церковных дисциплинарных мер так же, как и другие. Мы хотим помочь

этим людям, укрепить их, помочь им с их про­блемами и трудностями. Но мы не

можем смотреть сквозь пальцы, если они предаются безнрав­ственным действиям,

если пыта­ются поддерживать, отстаивать и жить в ситуации так называемого

однополого брака. Разрешить это значило бы легкомысленно отнестись к очень

серьезному и священному основанию санкцио­нированного Богом брака и само­го его

Мы сталкиваемся в эти дни со многими газетными статьями на эту тему. Это

следствие факта злоупотребления, якобы имевше­го место со стороны некоторых из

тех, кто практикует многобрачие. Я хочу категорически заявить: эта Церковь не

имеет ничего общего с теми, кто практикует многоженство. Они не члены нашей

Церкви. Большинство из них ни­когда и не были членами нашей Церкви. Они

нарушают соответ­ствующий гражданский закон. Они знают, что нарушают этот

закон. Они подлежат наказаниям, предусмотренным этим законом. Церковь,

разумеется, не имеет ни­какой юрисдикции на этот счет. Если обнаруживается, что

кто-то из членов нашей Церкви практику­ет многобрачие, они отлучаются от

Церкви, и это самое серьезное на­казание, которое может быть нало­жено

Церковью. Причастные к этому не просто нарушают гражданский закон, они нарушают

закон Церкви. Один из Символов нашей веры накладывает на нас соответствующее

обязательство. Он гласит "Мы верим в подчине­ние государям, президентам,

пра­вителям и судебным властям и в соблюдение, почитание и поддер­жание закона"

(Символы веры 12). Никто не может соблюдать этот закон и одновременно нару­шать

этот закон. Не существует такого понятия, как "мормонский фундаменталист". Эти

два слова, поставлен­ные рядом, представляют собой противоречие. Далее, более

века тому назад Бог ясно открыл Своему Пророку, что практика многобрачия должна

быть прекращена, что значит теперь это противоречит закону Бога. Даже в тех

странах, где гражданский кодекс или религи­озный закон разрешает много­женство,

Церковь учит, что браки должны быть моногамными, и не принимает в число своих

возлагается обязан­ность проявлять любовь и заботу друг к другу и к своим детям

. . Ра­стить детей в любви и праведно­сти, удовлетворять их мирские и духовные

потребности - это священный долг родителей. За то, как эти обязанности

выполняются ими, мужья и жены - матери и от­цы - будут держать ответ пред

можем, что­бы искоренить это страшное зло Если существует признание равен­ства

между мужем и женой; если существует признание того, что каждый ребенок,

рожденный в этот мир, - дитя Божье, то придет и большее чувство

ответственно­сти, чтобы воспитывать, помогать, любить неизбывной любовью тех,

за кого мы ответственны. Ни один мужчина, который же­стоко обращается со своей

женой или детьми, недостоин носить священство Бога. Ни один мужчина, который

жестоко обращается со своей женой или детьми, не­достоин находиться на хорошем

счету в этой Церкви. Жестокое обращение с супругой или детьми — серьезное

преступление перед Бо­гом, и всякий, кто совершает его, может ожидать

эту власть через полномочие. И это важно, чтобы каждое деяние под этой властью

было исполнено в правильное время и в правильном месте, правильным образом и по

крещения новообращенных мы прибавляем приблизительно по 400 тысяч чле­нов в

год. По отношению к десяти миллионам это составляет около 4%, что исключительно

хорошо для любой церкви [самый высокий показатель в мире]. Люди ищут прочный

якорь в мире меняющихся ценностей. Они хотят чего-то такого, за что могут

держаться в то время, как мир вокруг них становится все бо­лее ненадежным. Их

приветствуют как новообра­щенных и помогают им чувство­вать себя, как дома. Они

ощущают теплоту содружества Святых. Им предлагают работать. Им дают

ответственность. Им помога­ют почувствовать себя частью ве­ликого продвижения

вперед этой работы Божьей. И, конечно же, у нас есть мис­сионеры, чтобы

помогать им в по­исках истины

Вскоре они обнаруживают, что от них, как от Святых последних дней, ожидается

многое. Их это не смущает. Они оправдывают возлагаемые на них надежды, и им это

нравится. Они знают, что их религия требовательна, что они должны преобразовать

свою жизнь. Они отвечают этим требо­ваниям. Они приносят свидетель­ство о

много. Они говорят и пишут, что Церковь обладает несметным бо­гатством и

громадными активами. У нас действительно есть активы. У нас есть молитвенные

дома по всей Земле. Каждый год мы строим большое количество новых. Мы

осуществляем вели­кую программу высшего образования, семинарий и институтов. У

нас есть не имеющая аналогов семейно-историческая программа. Мы патронируем

огромную мис­сионерскую организацию, что предполагает обслуживание до­мов

миссий и других помещений, помимо расходов, которые несут сами миссионеры и их

семьи. Мы осуществляем и другие програм­мы, и все они требуют денег. Но все это

и многое другое деньги потребляет, а не приносит. Управление этой Церковью

требу­ет больших затрат. Функциониро­вание Церкви по всему миру финансируется

за счет посвящен­ных десятин ее верных членов. Какой же это удивительный и

ве­ликолепный принцип - закон де­сятины! Его очень просто понять и следовать

ему. Это Господний финансовый закон. Я от всей души благодарю Гос­пода за веру

тех, кто платит свою честную десятину. Становятся ли они беднее от этого? Мы

свидетельствуем, что каким-то образом, через Свое Божественное прови­дение,

Господь возмещает ее нам, и притом весьма щедро. Это не налог. Это -

добровольное пожертвование, совершаемое конфиденциально. Это принцип, который

несет с собой замеча­тельное обещание. Бог говорил. "Не открою ли Я для вас

отвер­стий небесных и не изолью ли на вас благословения до избытка?" (Малахия

3.10). Это - Его обеща­ние. Он способен выполнить это обещание. И я