Межличностное взаимодействие супругов в условиях семейного конфликта

К базовым проявлениям страха обычно относят такие эмоциональные состояния, как ужас, испуг, опасение, боязнь, нерешительность, тревогу, которые возникают при переживании опасности.

Наличие страхов у человека само по себе не является патологией и обычно носит преходящий характер. В то же время, страхи сигнализируют об определенном неблагополучии в эмоционально-личностной сфере человека. Вопрос о предотвращении отклонений в личностном развитии побуждает нас к более детальному исследованию причин страха.

В отечественной литературе причинам возникновения страхов уделяется достаточно много внимания. Современные психоневрологи (А.И. Захаров, В.И. Гарбузов, М.И. Буянов) считают, что страхи являются клинико-психологическим выражением проблем трех поколений - прародителей, родителей и детей. Определенные черты характера взрослых, по мнению А.И. Захарова (1986), В.И. Гарбузова (1990), способствуют развитию страха у ребенка. Во-первых, взрослые эгоцентричны, смотрят на все, в том числе и на своего ребенка, со своих позиций, и поэтому им часто бывает трудно понять и, тем более принять, какие-то особенности другого. Во-вторых, взрослые очень тревожны и потому чрезмерно опекают детей; бывают не гибки в своих требованиях, не умеют перестраиваться и всегда пытаются настоять на своем.

В российской психологии существует положение о том, что внешние, социальные отношения обусловливают личностное развитие ребенка и становятся его «внутренними» отношениями, входящими в структуру личности. Первой и самой главной социальной группой в жизни ребенка является семья. Именно она полностью определяет его развитие в первые годы и во многом - в последующие: «Вне присвоения духовной культуры от посредников, стоящих между этой культурой и ребенком, нет развития личности ребенка».

Появлению различных страхов и личностных нарушений способствуют определенные отношения взрослых к ребенку. Основными характеристиками отношений, позитивно влияющих на развитие ребенка, выступают сотрудничество, принятие ребенка, солидарность. Другие тактики негативно влияют на детское развитие. Особенности каждой неконструктивной тактики взрослых определяют специфику страхов и нарушений, которые появляются у ребенка.

Среди негативных тактик воспитания ребенка можно выделить три основных: отвержение - непринятие ребенка, демонстрация недоброжелательного отношения; сверхтребовательное отношение - чрезмерная критика, придирчивость, наказание за малейшую провинность; гиперопека - сверхзаботливое отношение, при котором ребенок лишен возможности действовать самостоятельно.

В современных зарубежных исследованиях отмечается, что причинами страха могут быть различные условия, события или ситуации, которые являются сигналом опасности; угроза, так же, как и потенциальный ущерб, может быть как физической, так и психологической. Страх может иметь своим объектом какого-либо человека или предмет. Иногда он не связан ни с чем конкретным и переживается как беспредметный (Д. Грей, 1971, Дж. Боулби, 1973, К. Изард, 1980 и др.).

Д.Грей (1971) уточняет: страх может быть вызван тем, что события не происходят в ожидаемом месте или в ожидаемое время. Вызывает ли какое-то событие страх, зависит от того контекста, в котором оно происходит (Sroufe, 1974), от индивидуальных различий в темпераменте или предрасположенностях индивидa(Kagan, 1974; Charlesworth, 1974), а также от его опыта и возраста (Jersild, Holmes, 1935; Д.Грей, 1971; К. Изард, 1971; Дж. Боулби, 1973).

Рассматривая врожденные причины появления страха, Д.Грэй (1971) разделил их на четыре категории.

1. Интенсивные раздражители: боль, громкий звук, незнакомые лица и предметы и т.п.;

2. Новизна: недостаток знакомой стимуляции или отсутствие стимула в ожидаемом месте;

3. Эволюционно-выработанные сигналы опасности: ситуации или условия, угрожающие в течение длительного времени, например, высота;

4. Причины, возникающие в социальном взаимодействии: выражение гнева или угроза.

А. Адлер связывал переживание страха с осознанием собственной неполноценности и ожиданием угрозы со стороны внешнего мира. Эти установки формируются в семье на протяжении первых пяти лет жизни. Такой невротический страх трудно компенсировать. Развивая идеи А. Адлера, К. Хорни (1993) в качестве базового явления выделяет основную тревогу, изначально присущую человеку и развивающуюся в результате фрустрации потребности в безопасности. Детские страхи продолжают свое существование в бессознательной сфере взрослого человека, фиксируя невротический конфликт. Э. Фромм, дополняя взгляды К. Хорни, выделил и подробно описал четыре источника страха: подражание; травму; постоянно возобновляющийся страх; накапливание вражды как следствия наказания и вины как следствия вражды.

Представители биоэнергетического психоанализа также внесли свой вклад в понимание роли страха в межличностном взаимодействии. Ученик В. Райха А. Лоуэн указывает, что при переживании страха сопутствующее ему интенсивное внутреннее напряжение и неосознаваемое неудовольствие могут быть ослаблены за счет «растяжения ограничительной мембраны», что понимается как увеличение дистанции между людьми. Поэтому, если в отношениях любви эта дистанция минимальна или же вовсе отсутствует, не создавая помех удовольствию, то при переживании страха она, выполняя охранительную функцию, увеличивается и ведет к отчуждению.

В целом в психоанализе исходным моментом, определяющим возникновение страха, выступает бессознательный внутренний конфликт, вызываемый запретными инстинктивными влечениями. Страхи существуют для того, чтобы защищаться от осознания этих желаний. Избавиться от страхов, по мнению современных психоаналитиков, можно через терапевтическую работу с внутренними конфликтами (Ch. Brenner, 1987 и др.).

С психоаналитическими концепциями страха согласуются положения В.Штерна, который указывает, что в генезисе страха особая роль принадлежит внушению и самовнушению. При этом сильнейшим внушающим влиянием обладают мать, другие родственники - отец, братья, сестры, а также друзья и знакомые. Исходящие от этих лиц внушающие влияния не всегда преднамеренны, что, однако, не отражается на силе внушенного страха. Человек сам способен перемещать свои страхи во времени и пространстве: из одного момента времени в другой или из одной душевной области в другую. Причиной страха, основанного на опыте, по мнению В. Штерна, является узнавание предметов и лиц, ранее вызвавших неприятные впечатления. Указанная особенность позволяет предположить, что страх может выступать основной эмоциональной составляющей неконструктивных стереотипов межличностного взаимодействия супругов. Человек, по сути дела, обладает способностью множить свои страхи и неосознанно переносить их из одной ситуации в другую.

Причинами, способствующими возникновению страхов в семье, по утверждению Н.Камерона, могут быть завышенные требования, предъявляемые к ребенку родителями, или наоборот, преобладание либерально-попустительского стиля воспитания в семье.

Кроме врожденных детерминант страха существуют побудители страха, которые почти исключительно являются результатом научения или опыта (Дж. Боулби,1973; К. Рэчмен, 1974; К. Изард, 1980). Обратимся к их анализу.

Страх как результат научения и опыта. Причиной страха, основанного на опыте, является узнавание предметов и лиц, которые ранее вызвали неприятные впечатления. Описание процессов научения культурным детерминантам страха дает К. Рэчмен (Rachman,1974). Традиционной в объяснении этого процесса является концепция травматического обусловливания, согласно которой событие или ситуация, вызывающие боль (угрозу боли), могут вызывать страх независимо от наличного ощущения боли.

Эта идея разрабатывается в психологии, благодаря исследованиям основателя бихевиоризма Дж. Уотсона, который добавляет к уже известным представлениям о страхе сведения о его ситуативной обусловленности. Рассматривая эмоцию как наследственную стереотипную реакцию организма, которую в чистом виде можно найти только на ранних стадиях онтогенеза, Дж. Уотсон выделял страх как базовую биологическую реакцию. В работах Дж. Уотсона, а также его последователей указано, что основным безусловным стимулом, вызывающим реакцию страха, является громкий звук или потеря опоры. Дж. Уотсон пришел к выводу, что страх, отвращение и другие эмоции взрослых возникают в детском возрасте на основе условно рефлекторных связей между внешними раздражителями и несколькими базальными аффектами. В теории научения это явление известно как генерализация раздражителя. Бихевиористы вводят также понятия «перенесенного» страха, «недифференцированного» и «диффузного» страха.

В целом же, согласно бихевиористскому подходу, страх является следствием однократного или многократного травматического опыта субъекта, взаимодействующего с определенными объектами, который он приобретает в течении жизни. Поэтому, по мнению представителей бихевиоризма, страх, по сути, есть реакция избегания (Дж. Уотсон, 1920; Б. Скинер, 1953, 1978, 1979; А. Лазарус, 1984 и др.). Сторонники этого направления полагают, что ребенок учится бояться, но при адекватной помощи страхи поддаются устранению.

Страх как состояние души.

Приступая к обзору работ под этой рубрикой, обратимся, прежде всего, к работам С. Къеркегора. Он рассматривал страх как двигатель духовного роста, а тревогу и досаду не только как негативные состояния духовной жизни, но и как исключительно важные состояния, позволяющие человеку обрести свободу. «Страх, - писал он, - это возможность свободы, только такой страх абсолютно воспитывает силой веры, поскольку он пожирает все конечное и обнаруживает всю его обманчивость. Ни один Великий инквизитор не имел под рукой столь ужасных пыток, какие имеет страх, и ни один шпион не умеет столь искусно нападать на подозреваемого как раз в то мгновение, когда тот слабее всего, не умеет столь прельстительно раскладывать ловушки, в которые тот должен попасться, как это умеет страх; и ни один проницательный судья не понимает, как нужно допрашивать обвиняемого - допрашивать его, как это делает страх, который никогда не отпускает обвиняемого - ни в развлечениях, ни в шуме повседневности, ни в труде, ни днем, ни ночью».

Говоря о страхе, С. Кьеркегор различал обычный «эмпирический» страх-боязнь, вызываемый конкретным предметом или обстоятельством; неопределенный, безотчетный страх-тоску, метафизический страх, неизвестный животным, предметом которого является «ничто» и который обусловлен тем, что человек конечен и знает об этом.

М. Хайдеггер считал страх одним из экзистенииалов, посредством которого открывается структура экзистенции в ее конечности, в ее последней возможности, т.е. в смерти. Ж.П. Сартр истолковывал метафизический страх как страх перед самим собой, перед своей возможностью и свободой.

Таким образом, экзистенциалисты понимали страх как необходимый элемент духовной жизни человека, который, по их мнению, является личностным образованием и присущ внутреннему миру человека.

В гуманистической психологии проблема страха связывается с фрустрацией потребности в безопасности, что, согласно общей тенденции данного направления, препятствует возможности самоактуализации личности (А. Маслоу). К. Роджерс полагал, что как только ребенок начинает осознавать себя, у него развивается потребность в любви и позитивном внимании. Вследствие этого он действует так, чтобы заслужить одобрение взрослых, даже вопреки реальной потребности. Это означает уход от «самости», выработку специальных средств защиты от того опыта, который не сопутствует складывающейся искаженной «Я» - концепции. Возникающая неконгруентность (тем большая, чем более авторитарны, доминантны, агрессивны взрослые в отношении ребенка), осознаваясь приводит к хронической тревоге и страхам.

В целом, исследование проблемы эмоциональной составляющей позволяет сделать вывод о том, что в обыденной жизни эмоционально насыщенные стереотипы межличностного взаимодействия супругов действуют как «слепая» побуждающая сила: за пределами осознания может остаться не только сама эмоция, но и все те процессы, которые подготавливают и определяют появление эмоциональных оценок и побуждений, например, индивидуальные особенности личности или специфика переживаемой ситуации.

Мы полагаем, что неконструктивные стереотипы межличностного взаимодействия супругов, насыщенные интенсивными негативными эмоциями, оказывают специфическое воздействие на разворачивание ситуации семейного конфликта. Дальнейшее обоснование этого вопроса побуждает нас экспериментально исследовать проблему «ситуация семейного конфликта». Понятие «ситуация семейного конфликта», как таковое, в психологии не встречается, хотя его составляющие представляют из себя самостоятельные, широко используемые в разных науках термины. Данное обстоятельство обусловливает необходимость междисциплинарного анализа понятия «ситуация семейного конфликта». Результаты этого исследования представлены в следующей главе.

Глава 2. Практические основы исследования ситуации предупреждения семейного конфликта

2.1 Междисциплинарное исследование понятия «семейный конфликт»

Конфликт, согласно этимологии понятия, предусматривает наличие противоречия, столкновения или противоборства интересов. В обществе всегда возникали различного рода конфликты между людьми: межличностные, семейные, социально классовые, государственные. Главные причины конфликтов уходили корнями в условия жизни людей, в способ распределения благ и власти, в сферу удовлетворения потребностей и интересов. Долгое время конфликты, особенно классовые, были объектом практической морали, в основе которой лежит борьбы добра и зла. Практика обходилась без специальных знаний о конфликтах. Методом проб и ошибок люди находили средства и способы их устранения. Однако при этом не осмысливался сам феномен конфликта, его основа и механизмы разрешения.

Впервые предметом научного познания были конфликты между государственной властью и обществом, отдельными социальными группами. Позже стали специально изучаться социально-классовые конфликты, политические, этнические, национальные, а затем и групповые, межличностные конфликты. Постепенно формируется потребность в систематическом изучении конфликтных отношений и их взаимосвязи с отношениями гармонии и согласия. Попытки разрешить конфликты, опираясь на здравый смысл и жизненный опыт, часто оказываются безуспешными. Сегодня многие понимают, что деструктивный характер конфликтов тормозит прогрессивное развитие общества, и позитивное воздействие на конфликт без помощи науки затруднено. Это понимание и обусловливает интерес к специальному изучению конфликтов.

В 50-е-60-е гг. нынешнего столетия возникает конфликтология - самостоятельная теоретико-прикладная дисциплина. Объектом ее изучения является конфликт в целом, а предметом - общие закономерности становления, развития и разрешения конфликта. Конфликтология - междисциплинарная область науки. Она имеет комплексный характер. В настоящий период развития общества возникает не только необходимость, но и возможность скоординировать исследования конфликта, которые ведутся в рамках биологических наук, искусствоведения, математики, философии, социологии, педагогики, политических наук, правоведения, психологии, психиатрии и других отраслей науки о человеке.

Конфликт рассматривается не только как противоречие, столкновение, противоборство субъектов, преследующих противоположные цели и интересы, но и как комплексное явление, включающее в себя социальные, экономические, духовные, а также психологические (индивидуальные и групповые) элементы. Конфликтологи представляют теоретическое объяснение конфликта как социального феномена, анализ его природы, динамики, взаимосвязи с общественными отношениями, его места и функций в системе общественных взаимодействий. Ученые исследуют конкретные виды конфликтов, возникающих в различных формах социальной жизни (семья, учебные и производственные группы и т.п.), технологии их регулирования и разрешения.

Конфликтология изучает три основных вида конфликтов: биологические (или зооконфликты), внутриличностные и социальные. К основным видам социальных конфликтов относятся: межличностные конфликты, конфликты между малыми, средними и большими социальными группами, международные конфликты между государствами и их коалициями. Различные типы и виды конфликтов взаимосвязаны между собой.

В «Психологическом словаре» понятие «конфликт» трактуется как «трудно разрешимое противоречие, связанное с острыми эмоциональными переживаниями». Это обобщенное определение нивелирует многозначность понимания конфликта, которое наблюдается в различных дефинициях, приводимых в справочной и психологической литературе. Конфликтом называют ссору, размолвку, раздоры, разногласия, а также столкновение, спор, взаимные обвинения и т.п. Большое число синонимов, обозначающих понятие «конфликт», свидетельствует о многообразии его проявления в жизни. Существуют различия между понятиями, которые определяют своеобразие конфликта в каждом конкретном случае. Речь может идти о длительности, эмоциональной насыщенности, условиях протекания конфликта, о содержании разногласий и т.д.

Основным исследовательским приемом, который был использован мною для выявления особенностей стереотипов конфликтных семейных отношений и их эмоциональной составляющей, был так называемый метод «рефлексии на семейный конфликт», который представляет собой сочинение сказки на тему семейного конфликта.

Как известно, обращение психотерапии к продуктам творчества человека впервые было предпринято в психоанализе. Представители данной школы полагали, что таким образом возможно зафиксировать продукты и динамику бессознательных психических процессов, а значит и подойти к лучшему пониманию их природы1. Именно психоанализ ввел в практику такие методы психотерапевтического исследования и помощи, как анализ художественного творчества, анализ сновидений, интерпретации ритуалов и мифов как функций «коллективного сновидения» (З. Фрейд, К.Г. Юнг, В. Райх). Эти методы позволяют в символической форме удовлетворять те желания, которые по каким-либо причинам (табу и др.) не могут быть реализованы в социальной действительности.

Подводя итоги, обоснуем, почему мы выбрали авторскую сказку, в качестве приема, объединяющего диагностику и психологическую помощь при работе со стереотипами конфликтного семейного взаимодействия.

Во-первых, сказка содержит в себе определенный культурный контекст, субъективно преломленные автором культурные мифы и стереотипы семейного взаимодействия, представленные в виде персонажей, их личностных качеств, способов поведения, а также способов взаимодействия героя с собой, другими и миром в целом, способов решения конфликтов. Причем данные культурные стереотипы соответствуют наиболее глубинным и универсальным пластам психики тех людей, которые сочиняют сказку. По сути дела в момент написания сказки «задействован» некий общий и понятный для всех «язык», одно из названий которого - «архетипы коллективного бессознательного» (по К.Г. Юнгу).

Во-вторых, авторские сказки, как правило, в большей степени «насыщены» личностным опытом автора. Они в метафорической форме представляют репрезентацию проблемной (конфликтной) ситуации человека, тех эмоций, которые он переживает в данной ситуации, а так же стереотипов решения ситуаций.

В-третьих, именно в авторских сказках наблюдается привнесение большого количества авторских «проекций», собственного опыта автора, а значит его личных мифов и стереотипов.

Можно сказать, что авторская сказка позволяет (обходя психологические защитные механизмы) получить представление о глубинном эмоциональном содержании личностных переживаний и жизненных ценностей человека, составляющих основу стереотипов межличностного взаимодействия супругов.

В-четвертых, сказка как выраженный в слове глубинный личностный (но при этом культурный) миф становится «инструментом, посредством которого устанавливается дистанция между мифом и человеком», а значит, появляется возможность в процессе психотерапевтической работы, «вмешательства в собственный миф и его переструктурирования, демифологизации сознания».

При этом важно, что, с одной стороны, субъект (автор) занимает позицию наблюдателя. Эта позиция позволяет ему отстраниться от актуального потока эмоциональных состояний, представлений и действий, как бы подняться над ним и рассмотреть субстанцию в более широком масштабе. С другой стороны, у автора сказки появляется возможность актуализировать внутренний опыт, который является источником его собственного проживания и понимания ситуации.

2.2 Вспомогательные методы исследования

В группу вспомогательных методов мы включили метод исследования фрустрационной толерантности С. Розенцвейга, тест диагностики межличностных отношений Т. Лири (в модификации Л.Н. Собчик), метод цветовых выборов (модифицированный вариант цветового теста М. Люшера), шкалу тревожности Ч. Спил-бергера, а также наблюдение вербальных и невербальных реакций клиентов, обращавшихся к нам за психологической помощью. Указанные методы использовались мною в связи с необходимостью тщательного разностороннего изучения эмоциональных состояний и свойств личности, вовлеченной в ситуацию семейного конфликта.

Метод исследования фрустрационной толерантности разработанный С. Розенцвейгом в 1945 г. на основе теории фрустрации, относится к проективным. Как видно из названия (лат. frastratio - обман, тщетное ожидание, расстройство), задача метода - изучение реакций на фрустрацию как особый аспект личности.

Интерес к фрустрации возник в 30-х гг. нашего столетия. В настоящее время известно несколько теорий фрустрации. Среди них эвристическая теория фрустрации С. Розенцвейга считается наиболее завершенной и интересной. Согласно этой теории, фрустрация имеет место в тех случаях, когда организм встречает более или менее непреодолимые препятствия на пути к какой-либо жизненно важной потребности. Фрустрация, по С. Розенцвейгу, это характерный способ поведения, способность человека приспосабливаться к ситуации стресса.

С. Розенцвейг предполагает, что фрустрация неизбежно вызывает агрессию. По направленности реакции фрустрации подразделяются на экстрапунитивные (осуждение внешней причины фрустрации, живого или неживого окружения), интропунитивные (осуждения самого себя, принятие вины и ответственности за возникшую ситуацию), импунитивные (отсутствие обвинения окружающих или самого себя).

В нашем исследовании мы использовали стандартный стимульный материал и процедуру обработки результатов исследования.

Шкала тревожности Ч. Спилбергера, тест диагностики межличностных отношений Т. Лири и тест М. Люшера не нуждаются в специальном обосновании и описании, в силу их широкой известности и стандартности процедуры тестирования. Укажем только, что метод фрустрационной толерантности С. Розенцвейга, шкала тревожности Ч. Спилбергера, тест диагностики межличностных отношений Т. Лири (в модификации Л.Н. Собчик) и метод цветовых выборов (модифицированный вариант цветового теста М. Люшера) использовались мною для изучения зависимости стереотипных реакций от личностных особенностей и от принадлежности к социальной группе.

Наблюдение вербальных и невербальных реакций осуществлялось во время проведения индивидуального психологического консультирования. Невербальные реакции клиентов анализировались с помощью классификационного списка невербальных признаков, разработанного В.А. Горяниной. Классификационный список невербальных признаков включает: сомнение, беспокойство, беспомощность, доверие, недоверие, удовольствие, интерес, недовольство, непринятие, страх, стыд, вина, гнев. При использовании данного списка мы учитывали: язык глаз, мимики и жестов, тона, ритма, громкости голоса. Полученная в ходе наблюдения информация о характерных невербальных паттернах позволила выделить эмоции, сопутствующие конфликтным стереотипам взаимодействия испытуемых.

Комплекс описанных методов исследования позволил изучить:

·                   совокупность основных неконструктивных стереотипов межличностного взаимодействия супругов в ситуации семейного конфликта;

·                   эмоциональную составляющую этих стереотипов;

·                   зависимость выбора стереотипных реакций от личностных особенностей и от принадлежности к социальной группе.

В основную группу испытуемых вошли клиенты, обращавшиеся за психологической помощью в связи с ситуацией семейного конфликта (всего 86 человек в возрасте от 18 до 60 лет). Из них 20 бизнесменов (8 мужчин и 12 женщин), 22 служащих государственных учреждений (5 мужчин и 17 женщин), 20 учителей (женщины), 24 студента (10 юношей и 12 девушек), подвергалась комплексному обследованию с использованием всех указанных методов, кроме «рефлексии на семейный конфликт». Во вспомогательную группу испытуемых вошли 87 студентов Московского государственного социального университета (24 юноши и 63 девушки), которые подвергалась обследованию только с помощью метода «рефлексии на семейный конфликт».

Данная совокупность испытуемых, представляющая разные социальные группы, обусловлена тем, что за помощью к психологу по поводу семейных проблем часто обращаются в настоящее время учителя, студенты и служащие, среди которых преимущественное число составляют женщины, больше чем мужчины склонные к использованию возможностей психологической помощи в разрешении конфликтных ситуаций в семье. Бизнесмены обращаются к психологу по поводу проблем, связанных с сохранением и развитием бизнеса, однако семейные проблемы так или иначе становятся предметом пристального внимания.

2.3 Анализ данных, полученных психобиографическим методом и методом наблюдения

Проведенное исследование позволило выявить: I - основные неконструктивные стереотипы межличностного взаимодействия супругов, проявляющиеся в ситуации семейного конфликта; II - предпосылки их формирования; III - содержание эмоциональной составляющей исследуемого комплекса стереотипов; IV - динамику разворачивания ситуации семейного конфликта; V - специфику проявления стереотипов, в зависимости от динамики ситуации, качеств личности и ее социальной принадлежности.

Основные неконструктивные стереотипы, проявляющиеся в ситуациях семейного конфликта

В табл. 1 представлены основные стереотипы, обнаруженные не только у самих испытуемых, но и у их родителей, прародителей и других членов семьи - тетушек, дядюшек, сестер, братьев, детей. Мы видим, что в семьях живут и передаются из поколения в поколение 8 основных неконструктивных стереотипов: «непонимание», поиск «виновного», пристрастное отношение к «своим» и «чужим», доминирование («хозяин дома»), подчинение «сильному», агрессивное подавление «слабых», «жертва», «уход».

Следует отметить, что данная классификация, как и любая другая, приводимая в литературе, страдает ограниченностью. Объясняется это тем, что классификация конфликтных стереотипов взаимодействия в семье весьма сложна в описании и систематизации. Тем не менее, она необходима для того, чтобы решить задачи исследования.

Данные, представленные в табл. 1, свидетельствуют о том, что самыми распространенными являются стереотипы «непонимания» и «ухода». Стереотип «непонимания» (человеку не понятно поведение и мотивы члена семьи) обнаружен у 84 из 86 испытуемых (97,7%). Непонимание вызывает стремление прервать семейные отношения, уйти от болезненных контактов.

Таблица 1 - Основные неконструктивные стереотипы межличностного взаимодействия супругов

Стереотип «ухода» обнаружен у 83 испытуемых (96,5%).При этом одни испытуемые реагируют на непонимание разными видами реального «ухода» из семьи: в семью родителей (к маме), к друзьям и т.д. Другие, пытаясь сохранить семейные отношения, уходят в себя: подавляют переживаемые негативные чувства, замыкаются. Самыми распространенными последствиями такого «ухода» принято считать обиду, алкоголь, болезни.

Стереотип поиска «виновного» («козла отпущения») обнаружен в том или ином виде у 74 испытуемых (86,0%), которые продемонстрировали склонность к критике, осуждению, сплетням, жалобам, обвинениям, злословию, т. е. к разным формам поиска «виновного» в ситуации семейного конфликта. При этом одни считают виновными себя, другие - своего партнера.

Стереотип пристрастного отношения к «своим» и «чужим» обнаружен у 72 испытуемых (83,7%). Проявляется этот стереотип в склонности оправдывать «своих» (родственников, себя самого или ребенка) и обвинять «чужих» (супруга, его родственников, а иногда и ребенка).

Стереотип доминирования («хозяин дома») встречается в той или иной форме у 46 испытуемых (53,5 %). Характерным для этого стереотипа является стремление взять бразды правления в свои руки, управлять семейными отношениями, нести ответственность за членов семьи, имеющих подчиненный статус. В ситуации семейного конфликта стереотип доминирования используется как средство доказать свое превосходство, более значимую по сравнению с супругом роль в семье.

Почти половина испытуемых (44 человека, что оставило 51,2%) имеют стереотип «жертвы», который переживается как зависимость от обстоятельств, безысходность, обреченность на несчастье, бедность, переживание боли и т.п. «Я ничего не могу изменить», - обычно считают те, кто находится во власти стереотипа «жертвы».

Стереотип подчинения «сильному» выявлен у 40 испытуемых (46,5%). Они характеризовали свое состояние в ситуации семейного конфликта как подавление своих желаний и потребностей в угоду супругу, родителю или ребенку, отказ от права быть самим собой, жить своей собственной жизнью, принадлежать не только семье, но и самому себе. Стереотип подчинения «сильному» тесно связан с известным стереотипом «подчиненного статуса женщины». Однако наше исследование показало, что в современном российском социуме подчиненный статус в семье склонны иметь не только женщины, но и мужчины.

Стереотип агрессивного подавления «слабого» обнаружен у 42 испытуемых (48,8%). Этот стереотип проявляется в агрессивных нападках на более слабых членов семьи: крик, скандалы, оскорбления, рукоприкладство, драки и т.п.

Анализ историй жизни показал, что в современной семье стереотип подавления «слабого» проявляется как у мужчин, так и у женщин. В поколении отцов этот стереотип проявлялся преимущественно у мужчин, склонных к доминированию.

Мужчины, склонные к подчинению, состоящие в браке с женщинами, для которых характерен стереотип доминирования, проявляли стереотип агрессивного подавления «слабого» в состоянии алкогольного опьянения. В поколении дедов названный стереотип также был привилегией преимущественно мужчин. Женщины, находясь под властью стереотипа «подчиненного статуса женщины» старались терпеливо сносить семейные неурядицы, опираясь при этом на религиозные традиции.

Основные эмоциональные переживания и чувства, сопровождающие неконструктивные стереотипы взаимодействия представлены в табл. 2. Проанализируем полученные данные.

Стереотип «непонимания» чаще всего наполнен чувством страха оказаться нелюбимым, которое обычно переживается как «быть непонятым в своих лучших намерениях и в результате потерять контакт с любимым» или «быть понятым в своей истинной сущности, но не понравиться любимому». Так, у Юрия Ф. (32 года) стереотип «непонимания» связан со страхом проявления своей истинной сущности, который в затруднительных ситуациях прерывает или блокирует проявление активности, самостоятельности.

Этот стереотип сформировался у Юрия в общении с мамой, которая не понимала его, осуждала и стыдила за то, что он похож на отца (супруги были в разводе). В детстве и юности всякий раз, обнаруживая свое сходство с отцом, Юрий испытывал чувство страха и злился на самого себя: «Надо же, опять похож на отца!». Став взрослым, в общении с женой и другими женщинами Юрий скрывал свои промахи, проигрыши, создавая тем самым предпосылки для «непонимания». Отвергая отца, Юрий боялся быть похожим на него, злился на себя за эту схожесть и стыдился ее.

Стереотип доминирования («хозяин дома») сопряжен с переживанием чувства страха («Со мной что-то не так»), раздражения и обиды в адрес членов семьи, чаще всего, в связи с неадекватной ответственностью, лежащей на плечах «хозяина дома».

Таблица 2 - Основные эмоциональные переживания и чувства, сопровождающие неконструктивные стереотипы взаимодействия

Однако за страхом и раздражением, выражающимся в форме критики, осуждения, жалоб, скрывается неосознаваемое чувство стыда. Так, Елена М. (26 лет), которую в семье называют «грозный мэтр», склонна к выражению критики и осуждения в адрес своих родственников. Она осуждает брата, маму, папу, бабушку, дедушку, мужа. При этом она обижается на маму - за то, что «внедрялась в мой покой, не понимала, наказывала, всем рассказывала о моих ошибках, не принимала то, что для меня важно, вызывала чувство стыда, отчаяния, не учила жить, получать удовольствия». Чувство стыда настолько интенсивно, что порой перерастает в ненависть к матери за то, что заставляла ощущать страх, за то, что родила.

Психобиографический анализ показал, что стереотип доминирования у Елены сформировался в детстве, когда девочке приходилось брать на себя ответственность за младшего брата. Она испытывала раздражение по отношению к брату, так как уход за ним оказывался непосильным для нее. И вместе с тем, обижалась на маму, когда она разводила ее и брата в разные комнаты. Глубинный анализ этой ситуации показал, что чувство раздражения и обиды сопряжены с разнообразными страхами и неосознаваемым чувством стыда. Мама часто болела и поэтому Лена боялась потерять ее. А когда мама была здорова, она часто ругала девочку, повергая ее в новые страхи: потери любви, поддержки, защиты. Страх потери матери, частые ссоры между родителями привели к зарождению чувства стыда перед родителями: «Если бы я не родилась, они бы не жили вместе и не было бы никаких проблем». В исключительно трудных ситуациях чувства страха и стыда оборачивались депрессией: появлялось желание уйти из дома, из семьи и даже из жизни.

Стереотип подчинения «сильному» чаще всего сопровождается страхами громкого голоса, крика. Эти интенсивные раздражители, пробуждают инстинктивные страхи, усиливают страх признания собственной неполноценности, страх быть отверженной и потерять любовь, сделать что-нибудь не так, не по правилам и быть осужденным за это, страх оказаться ненужным, причинить боль близкому человеку, обидеть его и т.п. Подобные страхи переплетаются с чувствами стыда, вины и обиды: Так, Милена Л. (30 лет) была отвержена первым мужем, которого она любила. В отношениях со вторым мужем Милена переживает страх своей ненужности. Поэтому стремится угодить его желаниям, игнорируя свои; подчиняется его указаниям, умалчивая о своих истинных чувствах. В детстве она воспитывалась мамой и дедушкой, редко видела папу. Поэтому, испытывая страх потерять любовь значимого мужчины (в детстве - папы), девочка чувствовала стыд за себя, так как была капризным ребенком, стыдилась папы из-за того, что он пил, обижалась на папу за то, что он был не в состоянии оказать настоящую поддержку ни ей, ни маме.

Стереотип поиска «виновного» («козла отпущения») сопровождается переживанием интенсивного чувства вины, часто неосознаваемого. При этом осознается обычно чувство обиды и раздражения (агрессия, смещенная на партнера, источником которой является чувство вины), которое выражается в обвинениях, критике, осуждении в адрес другого. Поиск «виновного» обычно скрывает слабость, вызванную страхом потерять любимого человека и неосознанным чувством вины, которое носит генерализованный характер: человек чувствует себя виноватым за то, что он вообще появился на свет и живет, доставляя неудобства своим близким. Так, Вера М., обеспокоенная отношениями со своим 14-летним сыном, обвиняла сына за то, что он не хочет учиться, не может подстроиться под ритм семьи и служит источником семейных конфликтов. При этом изначальным виновником непослушания сына она считала своего первого мужа, который обижал ее и ребенка. Позже виноватым оказался и второй муж, который после рождения своего родного сына стал уделять меньше любви и внимания приемному.

Психобиографический анализ показал, что стереотип поиска «виновного» («козла отпущения») Вера унаследовала от своего отца, который обвинял ее в непослушании и прочих «грехах». То есть в своей родительской семье именно Вера была «козлом отпущения», а теперь перенесла этот стереотип отношений на своего старшего сына. Чувства вины и страха, сопровождающие этот стереотип, побуждают человека разорвать отношения, уйти от болезненных контактов.

Стереотип пристрастного отношения к «своим» и «чужим», парный стереотипу поиска «виновного», помогает человеку снизить интенсивность страха отвержения, одиночества и снять тяжесть от переживания чувства вины. Лучше всего это удается сделать через родственников или друзей, которые оказывают поддержку «своему», оправдывая его и обвиняя обидчика - «чужого».

Так, в случае с Татьяной Б. (38 лет) стереотип пристрастного отношения к «своим» и «чужим» помогал ей защищаться от «чужих». Страх «чужих» проявлялся в недоверии к мужчинам: «Я их боюсь: говорят одно, а делают другое». Этот страх в детстве был навязан Татьяне ее отцом, а во взрослом возрасте обернулся страхом строить семью, полюбить и привязаться к любимому, быть связанной обязательствами с нелюбимым, оказаться ненужной, и, в конце концов, - страхом разрушения, уничтожения.

На примере этого случая мы видим, что стереотип пристрастного отношения к «своим» и «чужим» связан с глубинным страхом смерти и чувством вины. При этом человек часто считает виноватым самого себя. Но пытается снять с себя вину, что проще всего сделать среди своих, любящих и любимых. Чаще всего такими людьми оказываются родители. Однако детско-родительские отношения включают в себя то же самое чувство вины. В нашем случае у Татьяны Б. любовь и привязанность к родителям сочетается с чувством вины перед папой («Не всегда поддерживала его, не могла открыто сказать ему о своих чувствах»); а также перед мамой за то, что та умерла рано, а дочь не всегда была внимательна к ней и ласкова.

Ярким примером превращения «своих» в «чужих» служит приводимая выше ситуация Юрия Ф. Как мы уже указывали, Юрий рос в неполной семье и поэтому бессознательно усвоил чувство вины от своего отца, который был во всем виноват перед мамой. По мнению мамы, отец был «плохим». Юрий поверил рассказам мамы об отце, согласился с ее мнением. Мы уже показывали раньше, что отвержение отца как идеала сформировало у молодого человека стереотип «непонимания», недоверия к женщинам, основанный на страхе быть осужденным и осмеянным. Однако страх и стыд быть похожим на отца, который всегда был «чужим» и поэтому «плохим», сочетаются у Юрия с чувством вины перед матерью и раздражением в ее адрес. Таким образом, отвергая мужа, мать Юрия отвергала и сына, как его продолжение. Но обвинения матери в адрес мужа и сына оборачиваются склонностью сына обвинить мать. Мать из «своей» превращается в «чужую»: уже в подростковом возрасте у Юрия возникают конфликты с ней. Таким образом, стереотип «непонимания» приводит к разрыву семейных контактов Юры - сначала с отцом, потом - с матерью. Позже ведущим становится стереотип пристрастного отношения к «своим» и «чужим» («мы лучше - они хуже»). «Худшей», однако, теперь для сына становится мама, которая в детстве была «лучшей».

Стереотип агрессивного подавления «слабого» чаще всего сопровождается переживанием эмоционального состояния раздражения в адрес «слабого» супруга или ребенка, которому обычно отводится статус подчиненного или жертвы. При этом тот, кого бьют, переживает также чувство раздражения, однако сознательно или неосознанно подавляет его. А «сильный», как показывает анализ, обрушивается на «слабого» не по злому умыслу, а из-за страха потерять контроль над ситуацией. Обычно это тот член семьи, на котором лежит ответственность за «слабого».

Стереотип «жертвы» чаще всего встречается у тех, кто склонен к переживанию чувства жалости, многочисленных обид и подавленного, скрываемого от себя и других раздражения. Жалко бывает обычно себя, а обидчиками выступают либо какие-то конкретные лица (родители, супруг, ребенок), либо жизнь вообще. Так, Алина Б. (25 лет) испытывала чувство раздражения к отчиму за то, что тот был «деспотом», на маму - за то, что та не могла установить с дочерью в детстве близких взаимоотношений, на первого мужа за то, что он не всегда понимал ее, а на второго мужа - за то, что последний кричит, зацикливается на том, что ему не нравится. Алина признает, что в первом браке ее муж был «жертвой», а она, по ее словам, «стервой». При глубинном анализе обнаруживается, что чувство раздражения, которое переживает «жертва» по отношению к своему обидчику, часто сопровождается интенсивным чувством вины, а также многочисленными страхами, среди которых чаще всего встречаются страх потерять любовь и страх быть отверженной.

Стереотип «ухода» чаще всего построен на страхе пережить новую боль при восстановлении контактов. Этот страх снова оказаться непонятым, нелюбимым, непринятым переживается вместе с чувством обиды. Обижаясь, человек прерывает отношения, надеясь при этом, что обидчик раскается, пожалеет о содеянном и сам предпримет действия, возобновляющие контакты. Так, Ольга А. (28 лет) в 12-летнем возрасте потеряла любимого отца: он умер. Страх снова испытать боль от потери любимого человека спровоцировал стереотип «ухода» - от проявлений любви: Ольга боялась полюбить своего мужа. В то же самое время Ольга боялась, что ее никто не полюбит, так как с детства была убеждена в том, что сестра (а также и другие девушки) красивее, лучше. Она избегала открытых контактов с мужчинами, хотя с детства знала, что «все радости в жизни от мальчиков». Чувство страха оказаться нелюбимой и никому не нужной привело к расстройству сексуальных отношений с мужем. Будучи замужем, она чувствовала себя одинокой. При этом обижалась на мужа за то, что он не выказывает по отношению к ней сексуального желания.

Анализ показал, что обида на мужа была повторением обиды на отца, а уход мужа от сексуальных отношений побуждал Ольгу уходить из семьи и искать сексуальные связи на стороне. Такое поведение вызывало у нее чувство вины, которое она пыталась снять рациональными объяснениями: «Я ведь не могу без любви. Муж сам виноват в том, что не хочет сексуальных отношений, с ним самим что-то не в порядке». На этом примере мы видим, что стереотип «ухода», являясь продолжением стереотипа поиска «виновного», в то же время побуждает человека оправдывать самого себя, что становится возможным, благодаря стереотипу «пристрастного отношения к «своим» и «чужим».

Анализ данных, полученных психобиографическим методом, показал, что переживая ситуацию семейного конфликта, один и тот же человек может использовать несколько стереотипов, а переживаемые при этом эмоции и чувства складываются в своеобразный «аффективный комплекс», который приводит к конфликтам и отчуждению во взаимоотношениях. Обобщенная картина эмоциональной составляющей неконструктивных стереотипов межличностного взаимодействия супругов представлена в табл. 3.

Таблица 3 - Эмоциональная составляющая неконструктивных стереотипов взаимодействия

Страницы: 1, 2, 3